Мои глаза застилает пелена слез, и Эви сжимает мою руку.
«Эванжелина Самос из Монфора».
«Элейн Хейвен из Монфора».
– А письмо об отречении? – хрипло говорю я, пытаясь сдержать слезы.
Она стискивает зубы, но опускает голову.
– Прочту его сама.
От напряжения последних нескольких дней неожиданно не осталось и следа – и я чувствую, как спадает груз, давящий на мои плечи. Я сдерживаю вздох облегчения и вскакиваю на ноги. Запинаясь о полы халата, я быстро направляюсь к шкафу.
– Думаю, хорошо, что я уже собрала вещи.
Когда мы добираемся до аэродрома на склонах Асцендента, солнце уже почти село. Сосны, кажется, наклоняются, наблюдая, как мы вчетвером выбираемся из нашего транспорта на освещенную красными лучами взлетно-посадочную полосу. Мы сильно отстаем от графика, но, похоже, никто не возражает. Ни Птолемус, ни наши пилоты и сопровождающие представители Монфора, ни даже Кармадон и премьер Дэвидсон, которые пришли проводить нас. Они сильно выделяются на фоне слуг – Кармадон в своем белом костюме и премьер-министр со своей знакомой, загадочной улыбкой. Присутствие Эванжелины, кажется, совсем их не удивляет. Они как будто знали, что она передумает.
Хотя первым свое отречение зачитает Птолемус, он держится за Эванжелиной, позволяя ей задавать нам темп. Она идет быстро, ей не терпится поскорее покончить с этим. Хотя она определенно выглядит как принцесса. Вместо потрепанного тренировочного костюма на ней черные кожаные леггинсы, куртка в тон и серебристая накидка, которая идет волнами, как жидкая ртуть. Насколько я знаю, она действительно может быть из жидкой ртути. Остальные одеты так же. На Птолемусе – форма с накидкой в тон одежде Эванжелины, а Рен одета в платье с красным и серебряным рисунком, цветов Дома Сконос. Я сегодня вечером не хочу носить цвета моего Дома. Поэтому вместо черного платья я выбрала светло-голубое с золотом, как облака на рассвете. Оно подчеркивает мои глаза.
Эванжелине это нравится, и она не пытается скрывать свои чувства. Она оглядывается на меня, с нетерпеливым удовлетворением оглядывая мой наряд.
Наш эскорт из охранников Монфора и дипломатов, не теряя времени, поднимается в самолет, едва поздоровавшись с премьером. Эванжелина пытается сделать то же самое и уклоняется от протянутой руки Кармадона, но так же проигнорировать премьера не может. Он не преграждает ей путь и дает ей возможность избежать встречи с ним.
Ей хватает мудрости, чтобы этого не делать.
«Хорошо», – думаю я.
Она не одобряет это, но все равно позволяет ему. Премьер-министр – наш лучший союзник, и она должна быть с ним вежливой. Даже несмотря на то, что он предложил мне работу.
Они о чем-то переговариваются, понизив голоса, чтобы их не было слышно. Надеюсь, она поставит его в курс о письме, которое написала Айрис. Не для того, чтобы получить его разрешение, а чтобы показать свои намерения. Я даже не сомневаюсь, что письмо будет перехвачено и прочитано, и предпочла бы, чтобы премьер заранее узнал, что именно задумала Эви.
Птолемус и Рен коротко беседуют с Кармадоном. На их вкус он слишком разговорчив, но мне нравится его общество. Я улыбаюсь, когда он берет меня за руки, с искренней улыбкой глядя на мое яркое платье.
– Вы похожи на восход зимнего солнца, леди Хейвен, – говорит он, целуя меня в щеку.
– Ну, должен же хоть кто-то добавить сюда ярких красок, – отвечаю я, окидывая взглядом его белый костюм.
Он в шутку грозит мне темным пальцем.
– Обязательно навестите нас после того, как все будет кончено и вы поселитесь в городе.
– Разумеется. Как угодно премьеру, – добавляю я, делая реверанс, который делала с тех пор, как научилась ходить.
– Как угодно всем нам, – тихо бормочет он. Он даже подмигивает, верный своему характеру. Но за его обычной шуткой кроется что-то еще. Более глубокое признание.
Интересно, чувствует ли он сходство, которое чувствую я? По сравнению с ним я ребенок, Кармадон старше меня на три десятилетия. Но мы оба родились в мирах, отличных от того, в котором живем сейчас. И оба любим тех, кого нам нельзя было любить при старых порядках. Великих людей, отбрасывающих длинные тени. И оба мы довольны, если не счастливы, стоять в их тени.
Вот как можно описать Эванжелину. Она величественная. Сильная, даже безжалостная. И, бесспорно, она великолепна. Не только на поле боя – она, мягко говоря, очень грозный противник. И ее письмо тому доказательство. Я вижу это даже в моменты ее слабости. Ее способность двигаться вперед – и добиваться своего – там, где большинство людей опустило бы руки. Не в первый раз за сегодняшний день я ловлю себя на том, что смотрю на нее. Она все еще перешептывается с премьером. Кармадон проследил за направлением моего взгляда, но его глаза метнулись к мужу. Мы наблюдаем за ними, глядя на извилистую тропинку, которой не видно конца.
«Куда эти люди приведут нас?»
Неважно.
«Я всегда буду идти вслед за ней».
Премьер-министр просто берет меня за руку, когда я прохожу мимо. Мы обмениваемся приветственными кивками, но не более того.
– Скоро мы поговорим, – тихо говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду.
Предложение о работе.
Его слова не ускользают от внимания Эванжелины, хотя она уже поднимается в самолет. На мгновение она замирает, ее спина напрягается, а металлическая накидка идет волнами, как потревоженная водная гладь.
– Да, – говорю я премьеру, хотя бы из вежливости.
Честно говоря, мне хочется толкнуть его за его наглость.
Сейчас мне меньше всего хочется еще сильнее обострять отношения с Эванжелиной. Это будет непросто.
Глава 5
Эванжелина
Мне нужно поспать.
До Разломов лететь несколько часов над плоскими, пустыми полями Прерий, а затем извилистыми границами Спорной территории. Сейчас слишком темно, чтобы пытаться разглядеть что-то в иллюминаторе, и даже звезды кажутся далекими и тусклыми. Я не смогу сказать, когда мы пересечем границу бывшего королевства моего отца и окажемся там, где я выросла. С тех пор, как я в последний раз переступала порог Ридж-хауса, родового дома моей семьи, прошло несколько месяцев. До того, как умер мой отец, до того, как пал Археон. До того, как я была свободна любить того, кого выбрала сама, и идти туда, куда хочется мне. Поместье прекрасно. Там можно было скрыться от острой, как бритва, жизни двора. Но также оно было тюрьмой.
Элейн дремлет у меня на плече, прижавшись щекой к мягкой коже моего пальто. Когда она спит, ее способности исчезают и обычно окружающее ее сияние исчезает. Я не против. В любом случае она выглядит прелестно. И мне нравится, что у меня есть возможность заглянуть за щит мягкого света и идеального цвета лица, которым она всегда себя окружает. В такие моменты она уязвима, и это значит, что она чувствует себя в безопасности.
