Пес взвыл, точно так же, как и в первый раз, когда смотрел на Молли.
Заинтригованная странным и необъяснимым поведением овчарки, Молли подумала: а вдруг здесь и сейчас происходит что-то экстраординарное, но тут же пес развернулся и ушел в толпу, пропав из виду.
— Если мы не сможем их спасти, — ответила Молли, — тогда мы можем попытаться, насколько возможно, уберечь их от боли и ужаса. Мы должны встать между ними и тем, что грядет.
Нейл посмотрел на шестерых детей.
— Я не про этих, — пояснила Молли. — Их родители здесь, и народу здесь достаточно много, чтобы защитить их, если в сложившихся обстоятельствах осталась такая возможность. Но сколь много их в городе? Я не о подростках, а о тех, кто моложе, маленьких и уязвимых. Сто? Двести?
— Может, и столько. Может, и больше.
— И сколько родителей реагируют на происходящее так же, как Дерек и ему подобные… напиваются до бесчувствия, напрочь забыв про своих детей, которых никто не может успокоить и защитить?
— Но мы же незнакомы с большей частью жителей города, — резонно заметил Нейл. — В Черном Озере… четыреста, может, и пятьсот домов, и мы не знаем, в каких из них есть дети. Поиски займут долгие часы, возможно, целый день, если мы вдвоем будем ходить от двери к двери. Нет у нас этого времени.
— Хорошо, — согласилась Молли, — может, мы уговорим нескольких человек помочь нам.
На лице Нейла отразилось сомнение.
— У них могут быть другие планы.
Извилистым маршрутом, прокладывая путь между столиками и жителями Черного Озера, немецкая овчарка вернулась. В пасти пес держал красную розу, которую принес для Молли.
Молли представить себе не могла, где овчарка могла найти розу. Никаких цветов в таверне она не замечала.
Пес определенно хотел, чтобы она взяла розу.
— У тебя появился кавалер, — заметил Нейл.
Само собой, Молли тут же подумала об отце, который убил мальчика в розарии. В голове зазвучал его голос: «Фотоаппарат я зарыл под одним из кустов роз. Роза эта называлась «Кардинал Миндзенти», за рубиново-красный цвет лепестков».
И, заподозрив связь между овчаркой и отцом, не решалась взять цветок.
Но потом посмотрела в глаза пса и увидела то, что можно увидеть в глазах любой собаки, которой не достался жестокий хозяин: доверчивость, силу, желание дарить и получать любовь… и честность, в которой не могло быть и самой малой толики обмана.
Пес завилял хвостом.
Молли взялась за стебель, и животное разжало челюсти.
Беря цветок, Молли увидела на языке пса капельку крови, след от укола шипом.
На память вновь пришел Рендер, не его таинственное появление в таверне этой ночью, а дикая ярость, которую он источал в классе двадцатью годами раньше. Но вспомнила она не столько Майкла Рендера, сколько одну из его жертв, девочку по имени Ребекка Роуз
[20]
, с кудряшками светлых волос и синими глазами. Она умерла в тот день на руках Молли.
Ребекка Роуз. Застенчивая, чуть пришепетывающая девочка. Ее последние слова, она прошептала их в забытьи, вроде бы ничего не значили: «Молли… тут пес. Такой красивый… как он сияет».
И теперь немецкая овчарка, кобель, наблюдал за Молли. В его глазах хватало загадок, под стать тем, с которыми им уже пришлось столкнуться в эту знаменательную ночь.
На одном из шипов розы осталась его кровь.
Роза забвения, принесенная собакой, стала розой воспоминаний, срезанной такой юной.
Склонив голову, овчарка вроде бы спрашивала, сумеет ли Молли Слоун, здравомыслящая Молли, в которой пружина жизни всегда была заведена до предела, которая жила скорее будущим, чем настоящим, стремилась достигнуть поставленных целей, благоразумная во всем, за исключением своих книг, понять намерения принесшего розу Сфинкса, этого ребуса о четырех лапах, который хотел, чтобы их правильно истолковали и отреагировали соответственно.
Роза дрожала в ее руке, один лепесток упал, будто капля крови, на стол.
А пес ждал. Пес наблюдал. И улыбался.
И в ночь чудес зла и экстраординарных событий этот момент казался не менее важным, чем любой другой, но кардинально отличающимся от всего того, с чем они сталкивались прежде.
Сердце колотилось как бешеное, мысли ускорили бег, возможно, устремились к ослепляющему откровению, но сначала им предстояло выбраться из лабиринта ошибок.
Она положила розу на стол. Протянула руку к псу. Овчарка лизнула руку.
— Что? — спросил Нейл, который очень хорошо знал Молли, можно сказать мог читать мысли жены.
А в голове у Молли уже сверкнула мысль, граничащая с ясновидением: «Эта овчарка отведет нас к детям, которые нуждаются в помощи».
Нейл посмотрел на пса, а тот повернул к нему свои влажные глаза, словно любой мог прочитать по ним цель его прихода к столу так же легко, как это сделала Молли.
— Только не спрашивай меня, откуда он знает, что мы хотим сделать, — сказала она. — Но он знает, будь уверен. Я не понимаю, как он их найдет, но найдет. По запаху, благодаря инстинкту, может, с помощью особого дара.
Нейл посмотрел на пса. На Молли.
— Я знаю, это звучит безумно, — кивнула она.
Нейл посмотрел на темный прямоугольник, который ранее занимало зеркало, населенное живыми мертвецами.
— Тогда пусть он нас ведет. В конце концов, что нам терять?
Глава 30
Вергилию
[21]
, кличку они прочитали на пластинке, закрепленной на ошейнике, молодому, крепкому кобелю со сверкающими, полными доброжелательности глазами, не терпелось приступить к делу.
На табличке они нашли и имя хозяина, и адрес: Джеймс Уэк, Сосновая улица.
Несколько вопросов тем, кто находился в таверне, быстро позволили установить, что Уэка здесь нет. Вероятно, Вергилий добрался сюда в одиночку, по собственной инициативе.
Рассел Тьюкс, отхлебывая из большой кружки темное пиво (он решил связать судьбу со своими лучшими клиентами, пьяницами), отпустил не одну шуточку в адрес горожан, которые готовились отправиться в банк и за припасами. Увидев, что Нейл и Молли тоже уходят, спросил:
— Разве вы не способны посмотреть в глаза реальности? От этого нигде не спрячешься.
— Мы не собираемся прятаться, — заверила его Молли. Однако внезапный приступ паранойи не позволил ей рассказать о своих намерениях.
— Когда они поднимутся в горы, эти инопланетяне, они вспорют вам животы, как рыбам, и оставят хлопать плавниками на улице, — предрек им Тьюкс.