Говорят, что Небеса — другая реальность, отличная от этой, то есть можно предположить, что это другая вселенная.
Песок хрустел под босыми ногами. Горячий песок. Она перешла поближе к кромке воды, туда, где песок был твердым и прохладным.
Говорят, некие самонадеянные ангелы взбунтовались, и Бог вышвырнул их с Небес в Ад, еще одну реальность, отличную от Небес и Земли. Еще одну вселенную?
Молли шла на юг вдоль берега, и волны пеной набегали на ее стопы.
Астрофизики (опять они) говорят, что черные дыры, взорвавшиеся звезды невероятной плотности, скорее всего, порталы между вселенными.
Так, может быть, смерть — индивидуальная черная дыра, посредством которой мы меняем вселенную?
Единственное облачко появилось на юге, двигалось на северо-северо-восток.
Левиафан плыл в небе бесшумно. Потому что двигателей у него не было вовсе, это был не корабль-матка, а корабль-отец, и даже совсем не корабль. Это было существо божественной силы, владыка вселенной, отличной от этой, черный дух, который рос и рос, наедаясь деликатеса, который любил больше всего.
Кто самый сильный агент отчаяния, мастер обмана, император лжи?
Молли вновь ступила на теплый песок. Подошла к границе между ним и травой, нашла маленькую палочку. Вернулась к той части песка, которую недавно окатила особенно большая волна, опустилась на колени.
«Инопланетные существа, обогнавшие нас в своем развитии на многие сотни тысячелетий, будут располагать техническими средствами, которые мы воспримем не как результат прикладной науки, а как что-то сверхъестественное, магическое».
Палочкой Молли начала писать на песке, извлекая слова из памяти.
Новая мысль: «Сверхъестественное событие планетарного масштаба, происходящее в эпоху неверия, когда, по всеобщему убеждению, только наука способна творить чудеса, может восприниматься как дело рук инопланетных существ, которые обогнали нас в своем развитии на сотни лет, а то и на тысячелетия».
Рука Молли так дрожала, что время от времени ей приходилось прерывать работу. Слова на неизвестном ей языке, услышанные по радио, переданные с космической станции после гибели астронавтов, теперь она видела на песке перед собой. Ее любовь к словам, страсть к поэзии, способность запоминать услышанное сослужили ей добрую службу.
«Енмями ноигел, тсе рефицул, тсе нод дава, тсе анатасс, лета рижоп шудс».
Она не знала, правильно ли она записала их по буквам. Потому что отталкивалась от звуков, писала так, как слышала их.
Но от записанного следовало ждать обмана. Она видела перед собой слова, произнесенные разумом, для которого правильное — неправильно, а неправильное — правильно, который находил радость в боли, боль в истине, истину во лжи, который на все смотрел сзади наперед, шиворот-навыворот.
Плывущее по небу облачко накрыло слова. Какое-то время спустя их вновь нашло солнце. Прибой урчал и урчал, держась подальше от песка-доски.
Первым она расшифровала последнее слово: душ. Шудс — минус одна буква и перемена согласных местами.
Слово есть, прочитанное сзади наперед, могло звучать как тсе.
Той же палочкой она написала перевод, под первой строкой:
«Имя мне есть легион, есть Люцифер, есть Аваддон, есть Сатана, пожиратель душ».
Она бросила палочку в прибой.
Одной рукой стерла обе строки, потом вымыла руку в набежавшей волне.
Подумала о сияющем летающем объекте, который не один раз зависал над ними в Черном Озере. Стоя в его свете, она чувствовала, как ее просвечивали насквозь, не только тело, но и душу, вызнавали о ней все, что только возможно, и она испытывала жуткий стыд, будто стояла голой перед незнакомцами. Это тоже был не корабль. Кроткая душа. Ее ангел-хранитель.
Из бесчисленных миллионов, которых забрали, кто-то уплывал через потолок, а кто-то проваливался сквозь пол. Многие кричали, но некоторые смеялись. Потому что отправлялись в разные места.
Она направилась в обратный путь, поднялась по лестнице на обрыв, вернулась во внутренний дворик.
Нейл все не отрывался от жизни Йетса. Поднял голову.
— Хорошо погуляла? — спросил он.
— Великолепно, — ответила она. — Решила написать новую книгу.
— В ближайшие годы будет непросто найти издателя.
— Не важно. Честолюбие тут ни при чем. Буду писать для одного читателя.
— Для меня?
Она взяла биографию из его рук, отложила в сторону, села к нему на колени.
— Может, дам прочитать и тебе.
— Если не для меня, то для кого?
Она похлопала себя по животу, в котором рос ребенок.
— Я буду писать для нее… или для него. У меня есть история, которую я хочу рассказать моему ребенку, и если со мной что-нибудь случится до того, как мое дитя достаточно подрастет, чтобы слушать меня, я хочу записать эту историю, чтобы он или она смогли ее прочесть.
— Похоже, история важная.
— Будь уверен.
— И о чем она?
Молли положила голову ему на плечо и прошептала в шею:
— О надежде…
