Светлана заплакала, но говорить не перестала.
– Незадолго до ужаса, который с нами случился, я случайно увидела старшего брата отца в супермаркете. Магазин находится неподалеку от нашего дома, цены там не для пенсионеров. Я решила купить шоколадку, пошла в кондитерский отдел, а чтобы в него попасть, надо миновать отдел готовой еды. Народу там никого не было, только один человек стоял у прилавка, Кирилл.
Света натянула одеяло повыше.
– Мне дядя был неприятен, наверное, не надо объяснять почему. Но я не могла свое отношение открыто демонстрировать, улыбалась ему, изображала любовь и все такое. Если буду отворачиваться от убийцы, родители пристанут с вопросами: «Почему ты так реагируешь на Кирилла, в чем дело?» А в магазине я была одна, поэтому решила спрятаться и подождать, пока он уйдет. Встала сбоку в ряду стеллажей. Слышу разговор. Брат отца сердится:
– Вы мне кладете только овощи? Где морепродукты?
Девушка за прилавком возразила:
– Я всего положила. И кальмаров, и мидий, и осьминогов, и креветок.
Кирилл сердито в ответ:
– По одной штуке. На ценнике написано: «Из морепродуктов». Гадов! Во множественном числе. И, между прочим, в прошлый раз, когда я покупал это яство, осьминог в нем напоминал резиновый шланг. Я жевал, жевал и выплюнул.
Вот я удивилась! Кирилл покупает салат с морепродуктами? А как же аллергия? Я и забыла потом про свое изумление. Ничего плохого в голове не держала. Может, Кирилл на осьминогов не реагирует, а от креветок прыщами покрывается или просто их не любит, вот и соврал про золотуху. Когда мы все отравились, дядя ел сырники. И что получилось?
Раздался стук двери, потом из тамбура, где расположен санузел, послышался голос:
– Можно?
Светлана сжалась в комок и прошептала:
– Пожалуйста, не уходи. Умоляю, не бросай меня, не оставляй с ним!
– Можно? – повторил баритон.
Света вымученно улыбнулась:
– Конечно!
В палату вошел Туркин, он увидел меня и воскликнул:
– Рад встрече, Виола. Эх, не знал, что вы тут, принес только одно пирожное.
– Мы его пополам съедим, – предложила Света.
– Ну уж нет, – с самым серьезным видом сказала я, – отниму эклер у Светочки и слопаю в одно лицо. Она пока слабенькая, я легко с ней справлюсь.
Григорий улыбнулся.
– Хорошо, когда больную посещают люди с чувством юмора.
– Да какая она хворая, – отмахнулась я, – просто отравилась некачественной едой. Завтра ее домой отправят.
– Не стоит торопиться, – сказал Туркин, – лучше перестраховаться, полежать под наблюдением.
– Как мама? Папа? Никита? – начала задавать вопросы Света.
– Все живы, – ответил Григорий.
– Ура! – обрадовалась Светлана.
– Не стану мешать вашему общению, – сказал Туркин, – зайду позднее. Что тебе принести?
– Все у меня есть, – отказалась Светлана и отвернулась к окну.
Григорий посмотрел на меня, сделал быстрое движение головой в сторону двери, встал, поклонился и вышел. А я закашлялась, вскочила и выбежала за ним.
– Спасибо, что правильно меня поняли, – поблагодарил сын Юдина, – то, что я сейчас вам сообщу, пока нельзя говорить Светлане, ситуация такова. Да, все члены ее семьи живы. Вопрос лишь в качестве жизни. Никита в коме. Надежда на его полное восстановление тает с каждым днем. Елена Николаевна в сознании. Но в сознании ли?
– Простите, я не поняла, – занервничала я.
– Старшие Калинины тоже находились в состоянии комы. К ним приехал Дмитрий Янкин, привез какие-то лекарства. Я не имею отношения к их лечению и являюсь сотрудником конкурирующего медицинского холдинга. Поэтому персонал мне ничего не сообщает. Одна медсестра только проболталась про Янкина. Похоже, зам главного врача его очень хорошо знает и считает просто волшебником.
– Ну это правда, – кивнула я, – Дима прекрасный специалист, а если речь идет об отравлении, то, на мой взгляд, он в этом случае лучший.
Туркин поднял руки.
– Не убивайте, не спорю. Янкин вывел родителей Светы из состояния комы. Но Андрей Васильевич неконтактен, на вопросы не отвечает, хотя понятно, что он их слышит. Лежит, не двигается. Елена Николаевна на удивление активна, постоянно пытается куда-то бежать, силы у нее, к моему изумлению, есть. А вот умственная деятельность… Ее спрашивают:
– Как вас зовут?
Она повторяет:
– Как вас зовут?
Принесли ей поесть, она посмотрела на тарелку и заморгала. Кое-как ей объяснили, что это пища. Елена всю порцию подчистую уничтожила, но кормить ее пришлось с ложечки.
– Минни превратилась в младенца! – ахнула я. – И что теперь делать?
Григорий пожал плечами.
– Вопрос не ко мне. Существует несколько вариантов развития событий. Самый предпочтительный из них: в клинике проведут необходимое лечение, Калинины полностью восстановятся. Думаю, что это из области фантастики, но надежда умирает последней.
У меня по спине побежали мурашки.
– И какова, по-вашему, судьба Калининых?
Туркин поджал губы.
– В данном случае никто из нормальных специалистов не возьмется делать прогнозы. Обратитесь к Господу Богу.
– А исходя из вашего опыта, – наседала я, – люди в таком состоянии имеют шанс на возвращение к нормальной жизни?
– Шанс есть всегда, – ответил собеседник, – но я не помню ни одного случая, когда больные с такими проблемами полностью вернули бы свои умственные способности. Есть малое количество тех, кто достиг уровня развития двух-трехлетнего ребенка, стал узнавать тех, кто за ним ухаживает, запомнил свое имя, научился сам пользоваться ложкой, туалетом, частично одеваться. Но таких единицы.
– А что с остальными? – робко осведомилась я.
– В зависимости от качества ухода, – деловито уточнил Григорий. – Если наняли сиделку или поместили их в хороший центр, где с такими больными умеют работать, то человек энное количество времени проживет. Если он дома лежит и за ним родня ухаживает, то быстро угасает. Я Калининых не видел. Медсестра, милая женщина, нежно любящая хрустящие купюры, нашептала, что доктора ничего хорошего не ждут. В особенности плох Никита, его пока не удалось вывести из комы.
– Спасибо, – поблагодарила я и вернулась к Свете в палату.
Глава двадцатая
Светлана встретила меня вопросом:
– Что он тебе рассказал?
Конечно, врать нехорошо, но в некоторых ситуациях нельзя говорить правду. И, если ты сообщаешь не всю информацию, это не ложь, а просто недосказанность.
