— Любви? — Переспросил Гунька и уселся рядом со мной. — А разве её не было?
— Да ты чего? — Тома бросила в Гуньку мякишем хлеба.
— Ладно Бродяга, какой с него спрос? Безвылазно в Тихом да на болотах ошивается. Может, серой гнилью надышался или ещё какой дрянью. От того и по мужскому делу слаб. Но ты-то здесь живёшь, с тобой-то что приключилось?
После всего услышанного мы с Гунькой переглянулись. Похоже, хороводили мы только на словах и всё больше за столом. Но если и так, почему голые? Хотя, и этому есть объяснение, мы же в бане.
— Вы чего? — Любаня привстала, опираясь кулаками на стол. Грудь качнулась из стороны в сторону, на лице появилась не добрая улыбка. — Решили над нами посмеяться? Позвали, растревожили и в кусты? А ну, быстро в баньку! Мы сами вас веником отхлещем. Мужскую силу вернём и все болезни вылечим.
— Правильно Любаня. Молодец. — Тома подмигнула подруге. — Поднимайтесь, хворые. Щас, мы вы вас лечить будем. Пошли.
Сказано, сделано. Девицы запахнулись серыми простынями. Ну, не идти же голышом? А вдруг, не одни мы решили попарится?
Тома подхватила кувшин кислой, Любаня косицу вяленого мяса и мыску пасты. А вот мы, как сидели на кровати, так и остались сидеть.
* * *
Не знаю на счастье ли на беду, входная дверь распахнулась, вошли мужики в военной форме. Сделай девчонки ещё один шаг, припечатало бы их дверью. Отскочили наши красотки, шарахнулись в сторону, и забились в угол. Тома разлила кислую, Любаня измаралась пастой, сидят, жмутся друг к дружке глазёнками хлопают.
На пороге стоят трое, за их спинами Воха банщик топчется. Троица выстроилась у двери, Воха Обух остался за порогом. Банщик, мужик не из робких, если нужно припечатает, мало не покажется. Рука у него тяжёлая, прилепит, да так что одними синяками не отделаешься, покалечить может. Имеет на то полное право, банька-то его, озорничать здесь не позволительно. А двери ногой отворять, так это вообще дело последнее, тут уж любой хозяин не сдержится. Так было всегда, но не сегодня. Воха молчит, прячется за спинами не прошеных гостей.
— Кто из Вас Зайтан?! — Грубо спросил низкорослый крепыш.
— Он. — В один голос ответили девицы, тычут пальцами в мою сторону.
— И что? — Полюбопытствовал Гунька. — Чего надо?
— Заткнись. — Рявкнул крепыш. — А ты. — Быстрый взгляд ковырнул по мне и переполз на девчонок. Тома хлопает глазёнками, простыня сползла, открылась грудь. Крепыш облизал губы и приказал. — Собирайся Зайтан, с нами пойдёшь. А ты рыжий. — Крепыш высокомерно осмотрел Гуньку. — Сиди тихо, не вякай.
— Чего? — Гунька поднялся. — Ты на кого пасть раззявил? А пошли на свежий воздух. Там и поглядим, какой ты смелый да умелый?
— Можно и поглядеть. — Крепыш с прищуром осматривает голого Гуньку. Тот хоть и плохо видит на один глаз, но этого незаметно. А вот то, что Гунька на голову выше, да и в плечах куда шире низкорослого это и подслеповатый заметит. Я молчу за кулаки, они у Гуньки как кувшины для кислой.
— Пошли недомерок. За уши оттреплю. — Решимости Гуньки не занимать. Не впервой ему выяснять отношения за воротами. Частенько доводилось выходить одному против двоих, а порой и троих обидчиков.
— Отставить!!! — Гаркнули у Вохи за спиной. Тот попятился и сбежал. — Брысь отсюда. — Глядя на девиц приказал Михалыч. Повторять дважды не пришлось. Девки похватали вещи и убежали прочь, прихватили кувшин кислой, косицу мяса и пасту.
— Вон тот. — Вытянувшись в струну доложил крепыш. — А этот. — Взгляд отметил Гуньку. — Фраерок ушатаный. Стрелку забил.
— Стрелку говоришь? — Михалыч присел на лавку, стряхнул со стола крошки. — И что ты ему ответил? — Взгляд смерил крепыша, перелез на Гуньку.
— Ничего. Ответки не было. Всё помню.
— А как же — стрелка святое дело? За базар нужно отвечать? Не твои ли это слова Крюк?
— Так это. — Хлопает Крюк глазами, глядит то на Гуньку, то на меня. — Ты же сам запретил разборки с местной босотой.
— Верно, запретил. А чего припёрлись? На хату вломились, беспредельничаете. — Голос Михалыча напитался злостью. Ходят желваки, взгляд суровый. — По какой нужде заявились лишенцы? Зачем людям праздник испортили? — Михалыч приложился к кувшину, хлебнул кислой.
— Ветеринар послал. Вон того, — палец ковырнул в мою сторону. — Его велел привести.
— Так бы сразу и сказал. — Поутих Михалыч, опустил голову. — Куда велел?
— В номера, куда же ещё? — Подал голос худой, долговязый. Похоже, он не совсем здоров, лицо бледное, глаза впалые красные.
— Ступайте. Сам приведу.
— Так это. — Крепыш затоптался на месте. — Ветеринар
велел.
— А ты Крюк, часом не оглох на оба уха? — Тихо спросил Михалыч. — Может прочистить?
— Понял. — Крепыш кивнул и ушёл. Следом за ним чуть ли не наперегонки рванули и остальные.
Оставшись с нами наедине, Михалыч закурил. Хлебнул кислой, тяжело вздохнул и глядя на меня тихо спросил.
— Куда вляпался? Рассказывай всё как на духу.
— Лихо ты их завернул. — Гунька пританцовывая на одной ноге надевает штаны. — А чего они от нас хотели?
— Бродяга! — Окликнул Михалыч. — Говори, чем Ветеринару не угодил? Зачем ты ему?
— Не знаю я никакого Ветеринара. Даже не слыхал о таком. И этих тоже не знаю. Первый раз вижу.
— Странно получается. Ты никого не знаешь, а посыльных именно за тобою прислали. Может, просветишь, откуда такая популярность?
— Не собираюсь я ничего объяснять. Сказал не знаю, значит не знаю.
— Придётся. — Курит Михалыч, глядит как я одеваюсь. — Лучше мне, чем Ветеринару. Поверь Бродяга, страшный он человек, опасный.
— Сколько я тебе задолжал?
— Ты о чём? — Михалыч раздавил в тарелке окурок.
— О патронах. Схожу в схрон, вернусь, отдам долг.
— Забудь. Не нужны мне твои патроны. Дикие вы здесь. На патроны еду и девиц покупаете. Хотя? — Михалыч снисходительно улыбнулся и резко помрачнел. — Плохи наши дела мужики. Хуже и не придумаешь. Закрылась лавочка.
— Какая лавочка? — Спросил я, надеваю ботинки.
— Ваша лавочка. Контора работает только на вход. Выход закрыли.
— Не понял? — Вмешался Гунька. — Какой вход, какой выход? Шутишь?
— Да уж, какие тут шутки. — Михалыч потёр лицо. — Пришёл предупредить, а у Вас гости.
— Предупредить о чём? — Разговор не складывается.
Михалыч говорит загадками, и мне это сильно не нравится. — Спасибо за заботу. Заберу винтовку и рвану в Тихий. За долг можешь не волноваться, верну всё до последнего патрона.
— Бродяга, я с тобой. — Гунька хлебнул кислой, запихал в рот кусок холодного мяса и снова приложился к кувшину. Пережевал, проглотил, глянул в мою сторону и сообщил. — Без меня не уходи. Вещички прихвачу и рванём в Тихий. — Очередная порция мяса отправилась в рот, Гунька пошарил взглядом по столу (искал пасту). — Ты слыхал как недомерок на меня? — Набитым ртом жалутся Гунька. — Отловлю за воротами башку снесу. Да, когда такое было, чтобы какая-то козявка мне рот затыкала?
