* * *
— Да уж. — Подсвечивая спичкой изрёк Михалыч. Стены у входа в плесени, на полу мох разросся волдырями, досок совсем не видно. — Апартаменты люкс, для бомжей. — Всматриваясь в черноту заключил Михалыч и брезгливо добавил. — Воняет так же.
— Каких бомжей? — Укладывая у двери вещи, спросил Гунька. — Кто они такие?
— Странный ты мужик Гунька. — Прикуривая от угасающей спички выдохнул Сюндель. — Стало быть, апартаменты люкс для тебя не новость. К бомжам имеешь интерес?
— Отвяжись. — Вступился Михалыч. — За девкой приглядывай. — Огонёк погас, Михалыч зажёг спичку прошёл чуть дальше. — Не цепляйся к Гуньке. Дурочку обхаживай. Согреет ночью.
— А в рыло? — Сюндель до хруста сжал кулаки. — Ты за метлой следи. Фильтруй базар.
— А-то что? — Спичка погасла, стало темно.
— Пошли за хворостом. — Позвал я Серёгу-Сюнделя, потянул его за рукав.
— Ступай, догоню. — Сюньдель одёрнул руку. — Нарываешься Михалыч?
— Угомонись. — Донеслось из дальнего угла. — Хочешь вернуться домой, прикуси язык.
— А если не хочу? — Прошипел Сюндель. — Что тогда?
— Оба заткнитесь! — Гаркнул я. — Сюндель. Уложи девку ближе к печи. В углу найдёшь шкуры. Укрой и выходи на помост. А ты. — Прошёл я на свет спички. Михалыч её зажёг. — Наведи здесь порядок.
— Бродяга, ты чего? — Заговорил Гунька.
— Ничего. Отыщи лампу. Там она. — Указал пальцем. –
Выйдем, дверь затвори. Комары налетят. — Сказал строго и пошёл к выходу. Следом побрёл и Сюндель.
— Я с вами. — Отозвался Карлуха, вышел затворил дверь.
— Откуда здесь хворост? — Спросил Сюндель. Уселся он на доски свесил ноги к самой воде, загребает носками ботинок болотную траву. Курит приятель, отгоняет рукой мошек. Квакают лягушки, пищат комары. Где-то в зарослях ухает ночная птица. Сумерки над головой, самое время ей поохотится.
— Неподалёку остров. — Сообщил и поглядел в нужную сторону. — Там и соберём.
— Бродяга. — Коротун засучил рукава, встал рядом. — С вами пойду. Не останусь я с этими. — Взгляд обозначил дверь. — Шепчутся меж собою.
— С нами не выйдет. — Сообщил Карлухе, потрепал за шевелюру. — Глубоко там. Да и незачем ходить гурьбой. Приберитесь в хибаре. Проверь печку. Обсушиться нужно.
— Ага. — Согласился Карлуха и часто закивал. — Приберусь, проверю.
* * *
До острова рукой подать, но не всё так просто. Повсюду коряги, болотные кочки и бутоны баюки. Вонь стоит не продохнуть, мошек тьма. Цветёт баюка, раскрыла лепестки, стекает сок белыми каплями. Садятся мошки на сок цветка и прилипают. Кушает баюка букашек. Сюндель полез глянуть, остановил я его. Испачкает одежду, от мошек и букашек не отвяжется. Везде отыщут.
Обошли корягу, пролезли через камыш и начали взбираться на берег. Прошлые разы я именно в этом месте выбирался, а сегодня не получается. Раскисло всё, под ногами глина.
Намучались, измарались, но выбрались. Упавших деревьев на острове много. Лежат, стоят, набок клонятся. Выбирай любое.
— Бродяга. — Связывает Сюндель брючным ремнём большую охапку хвороста.
— Говори. — Ответил, подтаскиваю к воде огромную ветку. Смастерили плот, на него и сваливали сушину.
— О чём шептался с мохнорылыми?
— Когда именно?
— Перед тем как в болото полезли.
— Не помню. — Пожал плечами и уложил на плот сучья.
— Рассказывать не хочешь? — Сюндель забросил на плот вязанку хвороста, помыл в болоте руки. — Напрасно ты так. — Умылся Серёга-Сюндель и сообщил. — По всем раскладам, вдвоём мы остались. Гунька с Михалычем трётся. Не жди добра отэтой тёрки. Я Михалыча хорошо знаю, любому мозги запудрит. Мелкий не в счёт. Вот и выходит, двое нас осталось.
— Не знаешь ты Карлуху. Совсем не знаешь. — Забрёл я по пояс вводу, ухватился за палку и потащил. — Не смотри, что он ростом не вышел. Это не главное.
— А что главное? — Сюндель ухватился с другой стороны плота. Сучьев и палок мы набрали много, большую гору. — А знаешь Бродяга. — Упёрся Серёга ногами в берег, толкнул плот. — Я тут покумекал и решил. Выйдем к посёлку или деревушке, возьму девчонку там и останусь. С вами она пропадёт.
— Забирай.
— И заберу. — Пообещал приятель. — Как думаешь? Примут нас?
— Кто?
— В поселке. — Кряхтит Серёга, налегает, толкает плот. К острову шли тяжело, а обратно с ветками и хворостом вдвое тяжелей.
— Ну, это вряд ли. — Ответил я, обхожу стороной зловонный цветок баюки. Вокруг бутона мошек тьма. Бестолковые букашки, сами летят к своей погибели. От зловония, прикрыл нос и ускорился. Получилось не очень, ила много, ноги вязнут. Корни у цветка как дождевые черви расползлись во все стороны, иду спотыкаюсь.
— А чего? — Напомнил о себе Сюндель. — Почему вряд ли?
— Не живут люди на болотах. Если бы и жили, не приняли. Прознают что девка из ворожей, вовсе прибьют. И тебя и её.
— А кто им расскажет? Совру, придумаю что ни будь.
— Не поможет. Говорок у тебя чужой. Здешних порядков не знаешь.
— А ты научи.
— Послушай Сюндель. — Перебрался я через болотную кочку, потащил за собою плот. — Врать не стану. Народец у нас гнилой, гадкий. Меня, в моём же посёлке убить готовы. И такое везде. Люди как звери.
— Да ладно. — Не поверил Сюндель. — Это у нас как звери, у вас, нормальные.
— Где у вас?
— Ну. — Приятель замялся. — Дома.
— А где твой дом?
— Я уже и не знаю. — Сюндель толкнул плот, полез через кочку. — Наверное, везде и нигде одновременно.
— А разве такое бывает? — Спросил и потащился в обход цветку. Бутон закрыт, не воняет. Да и мошек над ним почти нет. Наелся цветочек, отдыхает.
— Если я говорю, значит бывает. — Как-то совсем невесело ответил Сюндель. — Слышь, Бродяга. А ты называй меня Серёгой. Надоело под кликухой жить.
— Как скажешь. — Согласился не раздумывая.
— А тебя как зовут? Только и слышу — Бродяга да Бродяга. — Серёга упирается всем телом в наваленные ветки. Кряхтит, с усердием толкает плот. — Тебя как мамка называет?
— Нет у меня мамки. Подкидыш я.
— Шутишь?
— Какие тут шутки? Давай-ка поторопимся, небо совсем чёрное.
— Ага, чёрное. — Согласился Серёга, навалился, толкает всем телом. Но от это не помогло, коряги да пеньки мешают, цепляются за них ветки сушины.
— Что бы тебя! — Успел прокричать я и свалился в воду.
Яма впереди, забыл я про неё. — Серёга, тащи к камышам. Здесь не пройдём.
