— Утерял что-то? — Внимательно наблюдая, как я неуклюже роюсь в карманах, спросил Карлуха.
— Ага, утерял. Была у меня одна штука жёлтенькая. — Посмотрел на Рафата, тот развёл руками и принялся вытаскивать из своих штанов мой брючный ремень.
— Это те, что жили в доме. — Объявил бородатый и вернул ремень. — Они стырили.
— Кто они? — Спросил грубо, не верю я Рафату. Растираю запястья, следы от верёвок посинели. — Ты стащил, больше некому.
— Не брал. Мамой клянусь. — Встал Рафат поднял руки и говорит. — Не веришь, обыщи.
— Хорошая клятва. — Лыбится Карлуха, достал свой нож, поигрывает им и говорит. — Надо бы запомнить. — Подошёл к Рафату, поглядел на него и спрашивает. — А у тебя мама есть?
— Конечно есть. — Отступил Рафат за могильный камень, руками за него держится. Ногти давно не стрижены, грязные. — И мама, и папа. Четыре брата, две сестры. Бабушка по маме, дедушка по ней же. У нас большая семья.
— Это я уже понял. — Скорчил Карлуха кислую рожицу и убрал нож. — Не клянись больше мамой. Неправильно это.
— Хорошо. — Тут же согласился Рафат. — Не буду.
— Крукли могли стащить. — Поведал Карлуха и прикрикнул. — Не лындайся по могилам. Сядь.
— Как скажешь. — Ответил Рафат и поспешил к костру. — Крукли? — От такой новости меня передёрнуло.
— Ага. — Закивал Карлуха. — Они самые. Это они Сюнделю сюнделей наваляли. — Улыбается Коротун своей шутке, глядит на Серёгу, а тот рожу воротит. — И чего это нелюди сюда забрались? Они если и промышляют, то вблизи поселений. А здесь им что? — Выпучил Карлуха глаза развёл руками, окинул взглядом могильные склепы. — Какой дурень в такую глушь заберётся?
— Мы же забрались. Почему другие не могут? — Брякнул Серёга. — Дураки всегда отыщутся. Ты лучше расскажи, что оно такое, крукли? С чем их едят?
— Вот ты Серёга дурень. — Хохотнул мелкий. — Не их, они едят. Ловят людей и едят.
— Людоеды? — Прохрипел Рафат и рванул за куст.
— Чего это с ним? — Забеспокоился Карлуха. — Блюёт ни с того ни сего. Может хворый? Как бы и нам не захворать. — Втянул Коротун носом воздух, принюхался. Попахивает мертвечиной, но не сильно. Побитые пухты валяются неподалёку, ветерок дует в их сторону.
— Человечину ел вот и стошнило. — Пояснил я. — Доедал за круклями.
— Вон оно что. — Выдохнул мелкий и вытащил нож. — Людоед значит.
— Спрячь! — Прикрикнул и пригрозил кулаком. — Вот я тебе.
— Мне-то за что? — Выпучил Карлуха глаза. — Я людей не ем. — Скосил Коротун взгляд на кусты. Рафат стоит на карачках, только один зад и виден. — Разок попробуешь человечины и всё. Уже не остановишься.
— Не знал он.
— Ну, если не знал. Пусть живёт. — Согласился мелкий, перебросил нож с руки в руку, и сунул за пояс. — Наши вояки круклей за Протухший ров загнали. Лет пять тому, одного в Бочку притащили. Двух прибили, а этого живым поймали. Раненного в лесу отловили. Здоровенный такой, морда как две моих и ручищи огромные, висят ниже колен. Поговаривали, крукли троих вольных сожрали и двух торгашей из Низины. Долго вояки за ними охотились, изловили сволоту. На костре сожгли гада, за воротами живьём спалили.
— С ними коротышки были. Кто они? — Спросил Серёга. — Шибздики в лохмотьях.
— Вонючки. — От себя добавил Карлуха. — Кислым за версту разит. В мешковину вырядились, морды под капюшоны спрятали. Ручонки худые, костлявые.
— Кислым? — Вспомнились слова ластоногого, — почувствуешь запах кислого, беги что есть духу.
— Пряхи это. Они о цханах выпытывали. — Поведала Кхала. — Перед тем как меня в клетку посадили, я чаю выпила. Разум затуманился. Ничего не сказала.
— Чаю? — Переспросил Карлуха. — Того, вкусного? — Коротун вынул из-за пазухи флягу. Встряхнул ею. — Хороший был чаёк. Жаль закончился.
— Туман-трава? — Спросил, гляжу на Кхалу. Опустила взгляд, подошла, присела, положила руки мне на колени. Заглянула в глаза, глядит не моргает.
— Не могла я иначе. Туман-трава мысли путает. Нельзя чтобы пряхи узнали дорогу к болотникам.
— Иди сюда. — Потянул за руку, усадил рядом, приобнял. — Что же ты сразу всё не рассказала? Зачем убежала? — Прижалась она ко мне, уткнулась носиком в грудь.
— Цханы — это болотники? — Спросил Серёга. Подошёл, смотрит на нас. Неприятно ему видеть Кхалу в моих объятиях. Жмётся она ко мне, гладит по рубахе ладошкой.
— Да. Болотники. — Кивнула, подняла взгляд. — Серёжа, не смотри так. — Попросила и поднялась. — Не я тебе нужна. Другую ищешь. Похожи мы.
— Другую? — Открыл Серёга рот, и не закрывает, опешил.
— Да. — Взяла его Кхала за руку. — Нет здесь твоей Наталки. Осталась в другой жизни. Будет у тебя другая. Нежная, верная. В беде не бросит, встанет стеной.
— Откуда узнала? — Прошептал Серёга разбитыми губами. — Я никому не рассказывал.
— Думаешь о ней подолгу и много. — Тронула Кхала пальцем свой лоб, улыбнулась. — Смотришь на меня, а видишь её. Много раз она тебя предавала. Взял ты её порченой, растил чужое дитя. Верил, наделся. Не вышло у вас и не выйдет. Чужая она, перекати-поле, гулящая.
— Да кто ты такая? — Прошипел Серёга и отступил. — Прав был Михалыч. Ведьма ты. Волчица в овечьей шкуре.
— Не мучай себя. Отпусти прошлое. — Без малейшего намёка на обиду посоветовала Кхала. — Всё у тебя наладится. И дом, и жена, дети, всё будет. Не сейчас, позже.
— Да ты-ты. — Запинается Серёга, хватает ртом воздух, побагровел от злости. — Я тебе, я тебя.
— Остынь! — Прикрикнул Карлуха и передразнил. — Я, ты, тебя. — Махнул Коротун рукой, сбил на лету большого жука. — Сказали тебе — всё наладится. Вот и жди, когда это сбудется. Чего шипишь как мясо на сковороде?
— Врёт она всё. — Рычит Серёга. Уселся неподалёку, курит.
— Может и врёт, а как проверишь? — Поднял Карлуха жука, разглядывает. — Видал? — Показал Коротун жука, держит за лапку. — Летел себе и летел. А тут я его хлоп. И такое на каждом шагу.
— Какое такое? — Спросил Рафат. Когда он вернулся, я не заметил. Стоит, на нас таращится. — Что здесь вообще происходит? Где я?
— Всякое разное и происходит. — Подбросил Карлуха жука, расправил тот крылья и улетел. — Где-где? Зенки протри. На погосте мы.
— Тоннели, пещеры. Людоеды. — Не унимается бородатый. — Как такое возможно? В голове не укладывается. Может я сплю?
— Спишь? — Хмурит Карлуха брови, не поймёт, чего от него хочет Рафат?
— Ну, да. — Рафат поспешил к Карлухе, встал, напротив. — Ущипни меня.
— Ты чего ко мне привязался? — Толкнул Карлуха бородатого, тот и свалился. — Не хочу я тебя щипать. — Ворчит Карлуха, хмурит брови. — Ещё раз затронешь, в рожу дам.
