Я покачала головой:
– Как тебе все это приходит на память?
Она несколько раз открывала рот, пытаясь объяснить, но не сумела.
– Не знаю. Передо мной как будто цельная картина мгновения, а потом я поворачиваю голову и сосредоточиваюсь на деталях. И что тогда? Все становится так живо и отчетливо… Я продолжаю надеяться, что однажды все само собой сложится вместе, но не хочу слишком много об этом думать.
– Я слушаю, Скарлет. – Я коснулась ее рук. – Всегда.
Она утомленно улыбнулась:
– Знаю.
Я занялась ее волосами, сооружая нечто похожее на то, что она сделала для меня.
– Тебе незачем так нервничать, – сказала Скарлет, явно заметив, как неуверенно движутся мои пальцы.
– Я боюсь, что люди изменят отношение к дяде Риду, учитывая его связь с короанкой, бросившей собственную страну.
– С короанкой, вышедшей замуж за одного из лучших людей Изолта, не забывай.
– Он действительно был таким. – Я улыбнулась. – Но я все-таки думаю, не следует ли мне просто держаться в сторонке.
– Дядя Рид просит нас выступить единым фронтом. Вы с Этаном уже прекрасно поладили, а это многое говорит о силе нашей семьи, несмотря на то что она так мала. И, кроме того, вражду между нашими странами изрядно преувеличивают. Поверь мне. Это заметно, когда кто-то отправляется с визитом ко двору Короа. Ведь не так все плохо?
Я прищурилась, вспоминая:
– Да. Это не выглядит бесконечно радостным или что-то в этом роде, но, похоже, есть и искренняя дружба, которая тянется через границу.
– Да, конечно. Королям нравится так говорить, и всегда будут люди, страдающие предубеждением по отношению к иностранцам. Что до Квинтена, то думаю, отчасти именно таким образом он усиливает свою власть – создает иллюзию, будто нам необходим кто-то вроде него, чтобы защитить нас от таких, как ты.
– Да, я ужасно грозная, – хихикнула я.
– Увидишь. Люди такого рода все же в меньшинстве.
Я всем сердцем понадеялась, что это правда. Я знала, что такие люди существуют, но может быть, всего лишь может быть, их и в самом деле становится меньше.
Внезапно ощутив необходимость в некоем признании, я наклонила голову:
– Ты, наверное, возненавидишь меня, если я скажу, что раньше тоже была в этом меньшинстве?
– Ничуть, – улыбнулась Скарлет. – Прошедшее время. Было и ушло.
Я поцеловала ее в щеку:
– Идем.
Мы вышли в гостиную, где нас уже все ждали. Матушка шагала туда-сюда. Дядя Рид и тетя Джована тихо разговаривали у камина, а Этан развалился в большом кресле.
Увидев нас, он немного выпрямился. Его обычно надутое лицо на мгновение отразило нечто похожее на удовольствие.
– А, девочки! – воскликнула матушка. – Вы обе чудесно выглядите.
Тетя Джована посмотрела на нас с такой радостью, что на ее глазах выступили счастливые слезы.
– Ну, все собрались. Готовы? – спросил дядя Рид.
Мы со Скарлет кивнули, а Этан вскочил, готовый сопровождать меня на пир.
– А знаешь, – начал он, – тебя почти можно принять за леди.
– Как жаль, что никакое количество бархата не может сделать тебя чем-то, кроме плута.
– Плут? – повторил он, пробуя слово на язык. – Это я переживу. Ладно. – Он предложил мне руку с намеком на усмешку на лице.
Я приняла ее, и мы заняли наше место, когда вся семья выходила в коридор.
– Послушай, я знаю, дядя Рид хочет, чтобы мы все были вместе, и Скарлет слишком любит меня, чтобы позволить остаться в стороне, но ты будь откровенен, – прошептала я, – Если заметишь, что я мешаю, скажи сразу, и я уйду.
Этан серьезно посмотрел на меня:
– Сказал бы. Ты знаешь, что сказал бы. Но полагаю, отец прав. Квинтен склонен держать всех в страхе, поэтому будет приятно видеть, что в людях есть и что-то, кроме боязни. Надежда, доброта, простая человеческая вежливость.
– Погоди… ты обладаешь простой человеческой вежливостью?
– В очень малой мере, так что нечасто ею пользуюсь, – поддразнил он меня; это было забавно, и я засмеялась. – Просто следуй за главой семьи, держись рядом со мной, будь как можно более дружелюбной. А потом тебе придется только есть и танцевать.
– Ах, наконец-то что-то такое, что я хорошо умею! – хихикнула я.
Этан широко улыбался, когда мы входили в Парадный зал, и я заметила, что крепче вцепилась в его руку, ища поддержки. К сожалению, по виду людей нельзя было определить, кто принадлежит к тому меньшинству, которое плохо к тебе относится. И чтобы не очутиться в ситуации, из которой мне самостоятельно будет не выбраться, мне приходилось держаться так, будто все принадлежали к этому меньшинству, пока они не докажут обратного.
Наши места оказались невероятно близко к главному столу, и это объяснялось просто: Норткотты и Истоффы были единственными кровными родственниками Квинтена в этом зале. И вообще-то, единственными в целом мире. От этого я чувствовала себя выставленной напоказ, и мне хотелось обернуть вокруг себя, как доспехи, всю ту ткань, которая пошла на мои рукава.
– Этан Норткотт, это ты?
Мы с Этаном повернулись к женщине, во все глаза уставившейся на него через стол.
– Леди Диннсмор, лорд Диннсмор! Давно не виделись!
Лицо Этана просияло, я никогда не видела его таким. Он взял даму за руку, и она сжала его ладонь обеими руками.
– Последние известия, которые мы получили, что ты снова на передовой. Я и подумать не могла, что увижу тебя здесь! – выпалила леди.
– Да, я вернулся туда, – пояснил Этан. – Но потом отец послал за мной. Уверен, вы слышали, что мой дядя, лорд Истофф, и его сыновья недавно… Они умерли. И моей обязанностью было привезти мою тетю и кузин.
Он произнес это так спокойно, окончательно связывая меня и Скарлет.
Лица супружеской пары говорили о том, что мы уже знали: для них это стало неожиданной новостью.
– Как они умерли? – хмуро спросил джентльмен.
– Их убили. Был налет во время свадьбы моего кузена Сайласа в Короа. Позвольте представить его вдову, Холлис Истофф.
Их взгляды обратились ко мне.
– Бедная девочка… Мне так жаль.
– Спасибо, миледи, – ответила я, видя в ее глазах искреннее сочувствие.
– Сайлас был таким умным, он так умел улаживать все, – заметила она.
Эти слова заставили меня вспомнить о том, как Валентина однажды сказала мне, что Сайлас просто хотел, чтобы люди думали, и о том, как он принял участие в поединке на мечах, не надев ничьи цвета, и о том, что он никогда не отступал… Нечего было и удивляться тому, что люди стремились к нему. Он был создан для мира.
