Через мгновение он глубоко вдохнул, как будто какое-то время забывал дышать. Его ресницы вздрогнули, он повернулся к залу. Похоже, ему так же сильно, как и мне, необходимо было отвлечься.
– Тебе бы следовало увидеть свой народ в то время, когда мы подъезжали к первому городу, – сказал Этан, и его тон был отчасти серьезным, отчасти насмешливым. – Дети ждали у дороги с фруктами в руках. Они бежали за нами и протягивали их солдатам и придворным, когда мы оказывались поблизости.
Я просияла от гордости:
– Много раз я пыталась тебе объяснить: к вам здесь относятся более чем хорошо.
Этан кивнул:
– Трудно в такое поверить на поле боя. Но есть и много другого, что я дол… – Он вдруг сжал губы, его взгляд застыл. – Холлис… Я говорил слишком много… много ужасного. О тебе, о Короа. Я всячески тебя обзывал. Я был таким невежественным…
Я покачала головой:
– Не могу тебя судить. Неловко признаваться, но я ведь делала то же самое. Но мы научились многому, и мы изменились. И это единственный способ сделать что-нибудь лучше.
– Тогда ты можешь найти в себе силы простить меня? – прошептал он.
Я снова уставилась в его серовато-голубые глаза и утонула в них.
– Уже давным-давно нам с тобой нечего прощать друг другу.
Он протяжно, нервно вздохнул, сдерживая слезы. И окинул взглядом людей в Парадном зале – моих и своих, изолтенцев и короанцев, – и ему явно понравилось то, что он увидел, потому что он улыбнулся:
– Как ты справляешься, Холлис? Скажи честно.
Я сглотнула:
– Ну, думаю, неплохо. Мне просто не с чем сравнивать. В отличие от тебя я не родилась с королевской кровью, так что уже пару раз невольно нарушала закон просто потому, что не знала об этом. Священники целую неделю молились за меня.
При этих словах Этан хихикнул:
– Ну, если в таком случае можно воспользоваться молитвами…
Я чуть не хлопнула его по руке, улыбаясь, потому что, хотя Этан и изменился, он все равно остался таким, каким я его помнила.
– Буду стараться, но я в ужасе оттого, что могу все перепутать. Если прежде я ошибалась, это вредило только мне самой, ну, может быть, еще нескольким людям вокруг меня. А теперь? Я могу причинить вред многим, Этан! Это бы разбило мне сердце.
– Тогда пиши мне, – посоветовал Этан, кладя ладонь на мою руку, и от этого прикосновения меня пробрала дрожь. – Я не все знаю, но у меня довольно большой опыт. И я тебе помогу.
Я наклонила голову и посмотрела на него:
– У тебя есть и собственная страна, о которой нужно заботиться. К тому же она вдвое больше моей, позволю себе добавить. Ты не можешь бросить дела там, чтобы спасать меня.
– Но я готов, – прошептал он. – И я это сделал бы… Я бы сделал и гораздо больше, если бы мог.
Я чуть не поперхнулась.
– Знаю… Я тоже. – Я понизила голос. – Поверить не могу, что никогда раньше не думала о том, что все это может значить… для нас.
Этан пожал плечами:
– Да и я тоже. Но прямо сейчас я так рад за тебя. Видя, что ты стала королевой.
– Если бы я осознавала, я бы никогда…
– Нет, ты все равно должна была бы, – настойчиво произнес он. – Ты бы приняла корону без раздумий, потому что ты, вопреки моим первым впечатлениям, далеко не просто украшение. Ты храбрая, иной раз даже до глупости. – (Я засмеялась.) – И ты добрая. И несгибаемо преданная… В тебе так много всего, Холлис! Такого, что мне хотелось бы заметить раньше.
Я отвела взгляд. Свет и радость, окружавшие меня, начали угасать. Я думала, что после долгой разлуки будет утешительным снова увидеть Этана, а теперь я гадала, насколько всего этого хватит.
– Думаю, ради нас обоих личных встреч больше быть не должно…
Когда я осмелилась снова взглянуть на Этана, у него был такой вид, словно он вот-вот заплачет.
– Наверное, ты права. Но не знаю, смогу ли я это выносить всю оставшуюся жизнь.
Я кивнула:
– Я немного устала. Должна извиниться… Но мне хочется поговорить с тобой о многих вещах, заключить ряд соглашений… Думаю, мы сумеем сделать много хорошего. И я всегда буду любить Изолт.
Он просиял прекрасной улыбкой:
– Я знаю. А мое сердце навсегда поселится в Короа.
Я задохнулась. Я даже не смогла попрощаться с ним. Я просто встала и присела перед ним в реверансе, после чего ушла в свои покои самым быстрым шагом, какой только могла себе позволить, чтобы никто не подумал, что меня чем-то обидели.
Я не закрыла за собой дверь, и следом за мной вошла Валентина, а за ней двое священников. Они, похоже, решили превратиться в мои тени. По большей части я ничего не имела против. Я так сильно нуждалась в помощи, что была благодарна тем, кто мог направить меня в нужную сторону. Но сейчас…
– Ваше величество? – вопросительно произнесла Валентина, когда я разрыдалась.
– Я не могу! – всхлипнула я. – Я слишком сильно его люблю, Валентина! Как мне вообще жить без него?
Она обняла меня.
– Да, это несправедливо, – согласилась она. – Но слишком многим людям приходится жить без тех, кого они любят. Даже когда у тебя есть власть над всем миром, ты все равно не в силах ничего изменить. Это жестоко. И мне очень жаль.
– Ваше величество, – обратился ко мне Лэнгстон, – он же не оскорбил вас, нет?
Продолжая всхлипывать, я покачала головой. Как объяснить постороннему то, что уже знали близкие: моя сердечная боль – мое личное дело.
Я была так глупа, принимая корону и давая клятвы до того, как поняла: это означает, что Этан будет потерян для меня навсегда, что стать королевой означает, что мы с Этаном будем привязаны каждый к своей стране, и выхода не существует.
Священники не знали, что делать с плачущей женщиной. Они несколько раз произнесли какие-то глупости, а потом просто замолчали, не находя нужных слов.
– Ваше величество, – наконец решился Лэнгстон, – что бы там ни случилось, мы сочувствуем. Когда вы покинули Короа, мы подумали, что знаем, что такое разбитое сердце. Джеймсон был по-настоящему безутешен. Но мы никогда не видели его сломленным. Он был в гневе, он был мстителен из-за своего тщеславия… С ним никогда не происходило ничего подобного. – Он подошел ближе ко мне и мягко продолжил: – Но нам известна ваша сила. И ваш народ вас любит. Вы с этим справитесь.
Я кивнула и заговорила сквозь слезы:
– Конечно справлюсь. Простите меня. Я отдохну и буду готова к дневной встрече. У нас слишком много дел, и я вас не подведу.
Священники поклонились и вышли из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.
– Ну же, – сказала Валентина, – теперь можешь плакать сколько угодно. Другим незачем видеть твои слезы.
