Лика подошла к огромному, от потолка до пола, окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Из сумерек позднего вечера на нее сурово смотрели горы-исполины. У подножья они были черными, лохматыми, покрытыми густым сосняком, зато верхушки были облизаны снежными шапками. Красиво и одновременно страшно. Это что-то из образов Дюрера, Нитхардта или даже Брейгеля Старшего – дикая природа во всей своей красе. Все слишком массивное, слишком вечное…
Поначалу Лика наотрез отказывалась ехать одна за тридевять земель, да еще бросать сына. Но Макс, как всегда, был на высоте: «Лика, я знаю каково тебе сидеть в четырех стенах. И хоть Иван и стал ходить в садик, но ты все равно загружена семейными проблемами под завязку. Конечно, надо было это сделать раньше, но ребенок был слишком мал, – распевал он соловьем. – А теперь поезжай, дорогая, развейся, отдохни от хозяйственных забот. Я прекрасно понимаю, что женщинам, как и мужчинам, необходима личная свобода, хотя бы в малых дозах. Это будет полезно всем. И Ваньке тоже, а то он растет маменькиным сынком!»
Лика попыталась упираться, говорила, что вполне освоит лыжи, приехав со всеми, и она вовсе себя не чувствует в неволе. Но Макс был непоколебим: «Ты думаешь, что сможешь оказать помощь сыну, если сама не будешь уверенно стоять на лыжах? Это же горы, все может случиться. И то я буду как привязанный с вами, а так ты сможешь проконтролировать ситуацию, а я – нормально покататься». Положа руку на сердце, Лика считала, что ставить сына на лыжи рановато, но Макс, который с детства бегал по лесам Подмосковья на беговых лыжах, полагал, что в самый раз. Спорить, как всегда, она не стала. Зачем, если он все равно верх возьмет?
Наверное, уже и экипировку приобрел для Ванечки, подумала с грустью Лика. Она села на кровать и включила телевизор, работало три канала, и те с большими помехами. Она оставила тот, который меньше мельтешил.
Ванечка. Сынок. Ее ласковое солнышко. Сын – это был самый удачный проект мужа, который она выполнила с честью. Они прожили что-то около двух лет, когда Макс впервые заговорил о наследнике. И Лика с восторгом приняла это предложение, ей как всегда хотелось, чтобы Макс ею гордился. Она загорелась идеей родить именно мальчика, обзвонила всех знакомых, чтобы выяснить, какие существуют системы вычислений. Те порекомендовали различные варианты. Лика объездила кучу мест, общалась с гинекологами, астрологами, парапсихологами и в конце концов определилась со временем зачатия. У нее все получилось, с трудом (токсикоз, угроза срыва, кесарево сечение), но получилось. У нее родился самый лучший мальчик на свете! И вот теперь она поддалась на уговоры мужа и бросила своего малыша! Какой ужас, что же она наделала?
Слезы накатили новой волной. Где-то в недрах сознания плескалось понимание, что это просто результат стресса, перенесенного сегодня, а ее сын в безопасности, и свекровь, пусть и не приласкает, но уж и вреда ему не причинит. И нечего впадать в истерику, но она все равно впала. Сегодня она в полной мере хлебнула страха, боли, унижения и отчаяния, чтобы позволить пореветь вволю, да пожалеть себя, такую несчастную и всеми покинутую.
Конечно, удобнее всего было обвинить в этом Макса, и так бы поступила каждая нормальная женщина, которую бы муж заслал к черту на кулички. Но она и тут стала его выгораживать. Муж позаботился обо всем: купил ей самое лучшее обмундирование, дорогущие лыжи и ботинки, очки и маску. Он нанял через туристическую фирму отличного инструктора, договорился о персональном трансфере и даже приобрел недельный абонемент на фуникулер. Естественно, Макс даже и предположить не мог, что потом все пойдет шиворот-навыворот: вместо опытного инструктора, ей подсунут молодого парня, который после двух часов тренировок в лягушатнике потащит ее наверх, на пятую очередь, погода к тому времени испортится, и когда они доберутся до четвертой очереди, то начнется настоящая пурга. И при посадке в фуникулер ее инструктора отпихнут какие-то парни, а ее, наоборот, притиснут в самом углу своими лыжами и рюкзаками. Болван-инструктор сгоряча помчится вниз, встречать ее там, а фуникулер, проехав три метра, зависнет, и его притянут обратно на площадку.
При воспоминании о горестях этого ужасного дня нижняя губа Лики снова заплясала тарантеллу. Номер отеля растворился, и она вновь оказалась на склоне, сверху сыпал частый мелкий снег, который так и норовил забиться за шиворот, лез в глаза и нос. А резкий ветер обжигал кожу и горло при каждом вздохе. Не было рядом инструктора, люди спешили вниз, желая укрыться от разыгравшейся непогоды.
И ей ничего не осталось, как спускаться самостоятельно, потому что пурга усиливалась, а с фуникулером произошла какая-то неполадка. И Лика побрела на канатку, со скрипом спускающую под откос креслице за креслицем. Там ей только с третьей попытки удалось взгромоздиться на желтую пластиковую сидушку. Это был тот еще фокус! Посадку нужно совершать быстро, запрыгивая в двигающееся креслице, при этом держать в руках лыжи и палки. У нее падали то лыжи, то палки, то ее сбивало с ног дурацкое желтое кресло. За ней собралась приличная очередь желающих уехать, и многие из них не стеснялись отпускать комментарии по поводу ее неуклюжести. Как они не понимали, что она едва двигала ногами, скованные тяжеленными, неудобными ботинками?! Это было во всех отношениях ужасно, за ее позором наблюдало море людей, и она не знала, куда деваться от их насмешливых взглядов.
Но самое кошмарное началось потом, когда спустилась на канатке до определенного уровня, а дальше поехала куда-то не туда, присоединившись к толпе, которая рванула вниз через лес. Ребята с гиканьем помчались напролом, не обратив на Лику ровным счетом никакого внимания. И очень скоро она осталась одна в сумрачном лесу, на довольно узкой дорожке, ожидая в любой момент нападения волков или Снежного человека. Лыжи вели себя самым паскудным образом: то цеплялись за корни деревьев, вылезшие из снега, то разъезжались в разные стороны, то наскакивали одна на другую. И каждый раз она падала, падала, падала. Иногда лыжи отстреливали, и тогда ей приходилось барахтаться по пояс в снегу, извлекать треклятую лыжу на свет божий и снова прикреплять ее к ботинку. Редко эта манипуляция удавалась с первой попытки, зачастую ботинок соскальзывал, не желая попадать должным образом в крепление, лыжа отъезжала, и за ней нужно топать, подгребая второй лыжей, Лика несколько раз сваливалась с тропы и начинала по новой борьбу за выживание.
Наконец, она поняла, что больше не может бороться с холодом, голодом и собственной неуклюжестью. И, оказавшись в очередной раз в сугробе, не вписавшись в поворот, она решила, что здесь и умрет, ибо сил не осталось «зовсим», как говорил какой-то украинский юморист. Ой, не до юмора было Лике, барахтающейся по уши в снегу. Совсем не до юмора!
И в этот момент мимо нее пролетел лыжник, лихо вошедший в этот самый поворот и, обдав снегом погибающую в своем сугробе Лику. За ним со свистом пролетел еще один, крикнув: «Давай, Танюха, догоняй, ты чего там копаешься?» Но вместо Танюхи показался мужик, азартно преследующий предыдущих лыжников, он-то и заметил снежное ископаемое под толстой пихтой.
– Помощь нужна? – надменно поинтересовался он, притормозив.
– Обойдусь, – неожиданно для себя заявила Лика.
