– И что дальше? – подбодрил Кирсанов.
– А дальше я к ней подошла ближе, смотрю, рядом с ней шоколадка открытая, видно, села перекусить, чайка выпить, тут ее несчастную и накрыло. Я, как поняла, что она мертвая, рванула оттуда, будто мне хвост подпалили. Бегу, ору, думала, кондрашка хватит. Хорошо, там ребята одни шли, как-то меня успокоили…
– Мила, – втиснулся Кирсанов, – а что там за шоколадка была?
– Да дерьмо какое-то, – отмахнулась Мила. – Я ем только наш русский шоколад, горький, без всяких там примесей, а она ела эту «Милку», знаете, с повидлом внутри.
– С джемовой начинкой, – поправила Лика.
– А какая разница? – фыркнула девушка. – В фиолетовой такой обложке. Я вам скажу, что всю эту гадость импортную лучше не есть. Видите, долго на ней не протянешь. Эта горничная отравляла себя всякой дрянью с ароматизаторами и красителями, и вот вам, пожалуйста, результат!
– Да, действительно, с красителями лучше вообще ничего не есть, – поддакнул Кирсанов.
Тут в коридор вывалился из номера Милы мужик в семейных трусах и заорал зычным голосом.
– Людка, твою мать, а ну марш в кровать! Все б она по ночам шаталась, шалава!
– Я сейчас, иди, спи! – так же через весь коридор отозвалась Мила.
– Я кому сказал, брысь, домой немедленно!
– Вот скотина, а? – досадливо покачала головой она, вставая с кресла. – Даже пообщаться ни с кем не дает. Ну, я тебе сейчас покажу «брысь», нашел кошку драную!
И она, махнув на прощание, рысью понеслась к «своему», чтобы обучить его изящной словесности и правилам поведения в обществе.
Кирсанов подмигнул Лике. Но она совсем пригорюнилась и на подмигивания не реагировала. «Ему-то что, – грустно думала она, – это же не за ним гоняется сумасшедший убийца».
– Идем в номер, – сказал Денис.
Лика кивнула. Он взял ее за руку и повел по коридору, как маленькую девочку. Она шла и думала, что от ее прежней жизни не осталось ровным счетом ничего. Мир больше не будет для нее прежним, и она сама уже никогда не станет прежней.
– Ко мне или к тебе? – спросил Денис, не сбавляя шага.
– Давай, к тебе.
Ему было все равно, лишь бы она больше не делала попыток разделиться, а она не хотела спать с ним вместе в номере, оплаченным ее мужем из семейного бюджета. Конечно, уже ничего нельзя было изменить, но Лике, отчего-то, было проще ночевать на территории Дениса.
Впрочем, сейчас ее и это не сильно тревожило. Если до разговора с Милой у нее теплилась слабая надежда, что горничная лакомилась какой-то другой шоколадкой перед смертью, то теперь огонек надежды погас. Описание шоколадки не оставляло вариантов. Видно, несчастная женщина, убирая у нее в номере, обнаружила в корзине целую плитку шоколада. Корзина была девственно чиста, шоколадка имела нетронутую упаковку, и она не побрезговала ее съесть.
Какой ужас! А если бы тогда к ней не ввалился Денис, и не сказал, что никакого шоколада с кофием не присылал, то это бы она валялась «скрюченной» в морге?! Живы были бы извращенец и горничная, но ее, Лики, уже бы не было. Горничную было жалко, извращенца не слишком, но себя было жалко до слез.
Сколько она ни ломала голову, но вычислить, откуда исходит угроза ее жизни, не могла. Ни у кого не было причин травить ее шоколадом! Никому ее смерть не могла принести никакой пользы! И, все-таки, кто-то не поленился нашпиговать начинку шоколадки отравой, и подсунул ей на завтрак. Мистер Х записал ее в жертвы и упорно движется к цели. Кто он? Кто этот страшный и ужасный убийца? Может, сама смерть?
Лика припомнила старый ужастик, там за людьми гонялась смерть, пытаясь закончить каждый пункт своего черного списка. Так, может, и ее имя значится в нем? Кто знает, может, она села не в тот самолет или автобус, и просрочила все сроки, а на самом деле ей давно пора к праотцам, потому что у нее судьба такая?!
– Что с тобой? Ты прямо зеленая сделалась, – поинтересовался Кирсанов, открывая перед ней дверь своего номера.
Кровать манила и притягивала, как райские кущи. Кирсанов почувствовал, что дико устал за сегодняшний день. Пора бы уже и отдохнуть, но как половчее затянуть туда Лику, застывшую посреди номера столбом.
Эта неугомонная женщина не пожелала дожидаться утра и потащила его допрашивать девицу по поводу шоколадки в руках горничной, потому что ей вдруг взбрело в голову, что девица возьмет и уедет из отеля. С их-то везением, такое вполне могло случиться, и тогда она бы ему плешь проела, поэтому он вылез из ее теплой кроватки и пошел играть в детектива. Они нашли в триста двадцать первом номере девицу по имени Мила, миссия удалась. Но на часах двенадцать ночи! Конечно, тут не только позеленеешь, но и вообще прозрачным станешь.
– Денис, я чувствую, мы что-то упускаем, – сказала она, наморщив лоб.
Кирсанов считал, что они сейчас упускают прекрасную возможность беспрепятственно завалиться в люлю. Ужасно хотелось спать, ну, может быть не сразу спать, вид Лики вызывал у него желания повторить и закрепить достигнутый прогресс в отношениях. Но для этого, нужно было как-то ее убедить принять горизонтальное положение.
– Лика, ты слышала о том, что утро вечера мудренее? – не мудрствуя лукаво, спросил Кирсанов и демонстративно зевнул.
– Слышала. Хорошо, давай спать. Выключи свет, пожалуйста, – попросила она.
И пока он потянулся к выключателю, Лика юркнула мышью под одеяло и уже там стала раздеваться. Ему стало смешно, нет, ну как маленькая, честное слово – что он там не видел, интересно?
И, тем не менее, он терпеливо ждал, пока она перестанет возиться и пыхтеть, раздеваясь ко сну, пусть, раз ей так хочется. Наконец, Лика выкинула из-под одеяла джинсы, промазав мимо кресла, но осталась в свитере, и попыталась отвернуться от него, улегшись на бок. Вот этого Кирсанов допустить уже не мог, притянул ее к себе, крепко прижав ее спину к своей груди и накрыв ногой ее холодные ступни. Неужели она думала, что он позволит ей отдалиться и спрятаться от него под одеялом?
Какое-то время она лежала, как натянутая струна, сдерживая дыхание, он это чувствовал. Видимо, ожидала от него еще каких-то действий. А вот дудки! Хитрый Кирсанов тоже был не лыком шит, лежал себе, наслаждаясь ее близостью и ничего не предпринимал.
Если честно, он даже думал, что сможет заснуть, ведь денек выдался тот еще, но сон куда-то улетучился. Он вдыхал аромат ее волос, чуть сладкий, кажется, ванильный, чувствовал запах ее кожи, еще непривычный, но уже узнаваемый, слышал, как часто бьется ее сердце. Не спит, конечно, не спит. Держит оборону. Ну-ну!
Постепенно ее дыхание стало ровным и тихим, и он почувствовал, как она вздрогнула, прежде чем провалиться в сон. Его же Морфей где-то задерживался, может, отправился на дружескую пирушку? Кирсанов вздохнул. Держать ее в объятиях и почувствовать, как она доверчиво засыпает, прижавшись к нему, оказалось отдельным видом удовольствия.
