Но это, как ни крути, дело поправимое. Нервов родных и близких назад не воротишь, но их человеку отмеряно столько, что хватит на десять жизней, есть шанс, что выживут. А вот что делать Лике, когда она прибудет в Москву обетованную? Как ей спастись от нападок тайного «поклонника», задумавшего свести бедняжку в могилу? Эти вопросы оставались пока без ответа. Кирсанову, действительно, не приходилось заниматься дедуктивной деятельностью, да к тому же когда от этого зависела жизнь близкого человека.
О, как! Вот он ее уже и близким человеком нарекает. Кирсанов замотал головой, как недовольный мул. Ни к чему сейчас вдаваться в интимные подробности – кто кому кем доводится. И чтобы окончательно избавиться от червоточинки в груди, он зашагал быстрее, и вскоре оказался перед зеленым заборчиком.
– Соседка заходила, – этой фразой встретила его Зарема. – Любопытствовала, кто это у меня гостит. Я сказала, что племянник с женой. Вы темненький, вас легче выдать за родственника, так что, если вдруг у кого будут к вам вопросы, знайте, что сказать.
– Конечно, конечно, – закивал Кирсанов, – а как там моя «жена»?
– Спит. Но скоро проснется. Пока вы гуляли, я успела приготовить бульон. И вам и ей он будет полезен.
– Зарема Юсуфовна, я даже не знаю, как передать словами свою благодарность за все, что вы для нас сделали.
– И не надо. Я должна это делать – помогать людям. Если ты знаешь и можешь чуть больше, чем другие, то протяни руку помощи, и тебе воздастся. Так учила меня моя мать. И я стараюсь поступать именно так, а не иначе, – хлопоча у плиты, вещала она.
– Денис! – послышалось из комнаты.
Проснулась Лика, и он поспешил на ее зов. Оказалось, она настолько окрепла, что возжелала принять душ или ванную. Но Зарема разрешила только умыться, заявив, что вода только ослабит, а это совсем ни к чему. Лика же, что смогла в условиях чайник плюс тазик, то на себе и вымыла, заработав полное неодобрение лекарши. Впрочем, на дальнейший бунт, в виде ужина за столом, у Лики сил не хватило, и она послушно похлебала бульона, лежа в кровати. Но только Зарема вышла, она протянула руку Кирсанову, схватила ее судорожно и на себя его потянула.
– Денисочка, милый, я домой хочу! Я по Ваньке соскучилась, аж сердце печет! – жарко зашептала она. – Отвези меня домой, а!
– Лик, ну ты чего? – ошарашено поинтересовался он. – На чем я тебя отвезу? Это, во-первых. И как ты себе это представляешь в таком состоянии?
– Ванька маленький, – всхлипнула она. – Ему без мамы страшно. А Макс занят, как назло, он его к свекрови отвозит, а у них нет взаимопонимания!
– Лика, я тебе обещаю, как только ты сможешь на ногах больше десяти минут стоять, я тут же организую отъезд в Москву, а пока ты крепись. Ради Ваньки своего крепись. Ладно?
– Ладно, – кивнула она, давясь слезами.
И почему-то принялась ему рассказывать, как тяжело проходила беременность, как страшно было рожать, как до года сынишка плакал по ночам, а она убегала с ним из спальни в кухню, чтобы дать поспать Максу, который потом целый день работал.
Она качала и качала ребенка, бродя по темной кухне, вглядываясь в его личико – спит или не спит? Но стоило только положить его в кроватку, как он тут же распахивал глаза, а потом и рот, и вопил на всю округу. А в год он свалился с кровати и рассек себе бровь. И пока приехала скорая, она чуть не свихнулась от ужаса, потому что боялась, что задет глаз, и он останется одноглазым. А еще у него аллергия на шоколад, и в первый же день в саду, самом что ни на есть фельдиперсовом, кто-то из родителей, первым забиравших детей, сунул Ваньке «Сникерс». И дома у него началась жуткая сыпь, и скорая уволокла их в инфекционку. Целую ночь они провели в палате с ребенком, больным ветрянкой. Утром выяснилось, что это всего лишь аллергическая реакция, и их отпустили домой, но через три дня его высыпало уже от той самой ветрянки, которую он подцепил в больнице.
Кирсанов слушал все эти ужасы и думал, что, если бы встретил раньше Лику, это был бы его Ванька. И он бы знал все эти истории наизусть, принимал в них живейшее участие, и никогда бы никогда не допустил такой ситуации, чтобы его жена попала в плен.
– Ты слушаешь меня? – спросила она и спохватилась. – Ой, извини, тебе наверное, это все не интересно!
Ты – балда, причем стоеросовая, – ответил он и полез целоваться.
Она не могла с ним целоваться, ведь целую вечность не чистила зубы!
Он не мог ей сказать, что все, рассказанное ею, вызывало жуткий интерес, это было не в его правилах!
Она победила. Отпихнула его от себя, свалив все на Зарему – на кого же еще? – мол, неудобно, сейчас зайдет, а мы… Кирсанов расстроился, похоже, кроме Ваньки, ее больше ничего не волнует, хотя, может, действительно, стесняется вторжения хозяйки. Зря боится, та вышла из дому, он слышал, как скрипнула входная дверь. Его так и подмывало сбегать и запереть эту самую дверь изнутри, но это действительно был бы моветон.
– Слушай, Денис. А почему мы здесь? И как сможем расплатиться за ее труды? – спросила Лика.
– Думаю, она потерпит, пока мы станем более платежеспособные, – хмыкнул он.
Вернулась Зарема и велела ему выйти. Напоила чем-то Лику, и та отрубилась, не прошло и десяти минут. Он попросил чаю, гостеприимная хозяйка не отказала. И, сидя за столом, он попытался объяснить, каким ветром их занесло в эти края, но она остановила его жестом.
– Поймите меня правильно, Денис. Я все сделаю, чтобы поставить на ноги вас и вашу подругу, но мне не обязательно знать, что с вами произошло. В жизни бывает всякое, но такого рода знания не приносят пользы. Вы – мой дальний родственник, заехали меня навестить со своей женой. Бедная женщина заболела, я ее вылечила. Это все. Хорошо?
Он не возражал, понимая, что жизнь может и сподличать, так зачем же подставлять под удар того, кто тебе помог выжить?
***
Эмма позвонила в тот момент, когда Максим возвращался от матери. Ванька совсем заскучал и требовал появления отца, пришлось после безумного рабочего дня тащиться через всю Москву на свидание. Ванька, кажется, похудел, а может, просто мордашка осунулась. Он все время допытывался у Макса, почему не приезжает мама, и просил его позвонить Лике на мобильник. Это было кошмарно, Макс был не готов к этому ужасу в мальчишеских глазах, тоске и отчаянию, поэтому сунул ему пакет с видеокассетами и игрушками и смылся, не оставшись даже на ужин. Полдороги он ехал и клял все на свете. Такой несправедливой казалась ему жизнь!
– Алло, – рявкнул он в трубку, словно не понял, чей номер высветился на мониторе.
– Ты чего кричишь? Я же не глухая, – менторским тоном заметила Эмма.
– Вот как? А иногда мне кажется, что у тебя проблемы со слухом, – откровенно нахамил Макс.
– Это у тебя что, форма защиты такая – пошлое подростковое хамство? Так уже пора подрасти, чай не мальчик – выдала не повышая голоса Эмма. – Впрочем, звони, когда остынешь, я тебе не мальчик для бития. Пока.
