И к смерти приготовилась, чувствовала уже ее дыхание, я же ведьма, я такие вещи чувствую.
И вдруг взметнулось пламя, что между мной и эфой горело ярко, да схватила меня за руку пустынница. Так схватила, что не вырваться. И опалил огонь пустынный лицо, волосы, думала и меня опалит, да вдруг рухнула я вниз, и не сразу поняла, что в прошлое я рухнула.
«Девочка моя, моя девочка»… — я маму никогда не видела, но узнала сразу.
У нее были светлые, светло-русые волосы, на бледном лице проступили веснушки россыпью поцелуев солнца, руки в крови были, как и рубашка нательная, и меня, совсем крошечную, едва рожденную, она крепко держала за ручку, и шептала голосом слабеющим:
«Куда ни пойдешь — удачу найдешь.
На что не решишься, везеньем обрядишься.
К чему ни прикоснешься — то ждет успех.
Девочка моя, будь счастливее всех».
И в пустынный костер упали мои слезы, а эфа хватку разжала, позволяя мне руку высвободить.
— Теперь поняла? — вопросила грозно. — Поняла ЧТО ты отдала чужому мужчине, постороннему, кто с тобой ни словом, ни делом не связан?! Твоя мать была ведьмой, и словом последним могла врагов покарать, а вместо этого она тебя благословила, чтобы не повторяла ты ошибок ее, не клала все на алтарь влюбленности глупой. Так что же ты, Весяна, жизнь матери, слова ее последние, да обесценила?
Промолчала я, лишь слезы горькие по щекам текли.
— Забери свой дар, — потребовала эфа Черной пустоши, — в тело свое вернись и живи. Живи счастливо, дитя благословенное, живи так, как завещала тебе мать… ведь это последние ее слова были.
Промолчала я вновь.
— Силу тебе дам, — сказала пустынная колдунья, — слова произнести сможешь. Руку протяни над огнем, и сделай что должно.
Взгляд подняла, на эфу поглядела…
Что я знала о ней? А ничего. Что об Агнехране я ведала? Что не чужой он мне, давно родным стал… как и я ему. И эфа эта о том знала! Она прекрасно об этом знала, вот только уверена была, что я не слышала слов его, что я о чувствах его не ведаю, что он мне маг, в смысле враг. В общем спалилась ты, эфа Черной пустоши.
И потому кивнула колдунье, силу получила тут же, руку над костром простерла, да и сказала:
— Куда ни пойдешь — удачу найдешь.
На что не решишься, везеньем обрядишься.
К чему ни прикоснешься — то ждет успех.
Любимый мой, будь счастливее всех!
И заорала эфа, заревела, сама к огню кинулась, да другого позвала в ужасе:
— Данир, любимый!
«Клюка!» — призвала я.
Магия леса потекла в мое ослабевшее тело, сформировалась посохом волшебным, столб зеленого свечения ударил в эфу Черной пустоши, и покатилось по дюнам перекати-поле иссушенное, бессемянное, неспособное ни пристанище найти, ни потомством обзавестись. Конечная ветвь эволюции. Ибо нечего на мага моего напраслину наводить!
И ударив клюкой, призвала я тропу Заповедную.
Шагала по ней тяжело, каждый шаг с трудом давался, но эфа оказала мне любезность — сняла с меня чары Данира-чародея, и теперь билось мое сердце, с трудом, но билось.
Во лесу родном Заповедном подхватил леший. На его руку опираясь, спустилась к Заводи волшебной, да и узрела удивительное – Гыркула с Далаком грызли ногти. Оба. Моровик неподалеку догрызал бревно, Водя чистил меч, то ли двадцатый по счету, то ли тридцатый, ему русалы покорно самые ржавые со дна доставили, вот он и чистил их сейчас ради нервного успокоения. А Леся с Яриной тоже были тут, одна строгала люльку, вторая шила распашонки, причем лапками, потому как от переживаний облик сменить позабыла, и теперь сидела кошка-кошкою, и шила распашонки.
— Веся! — Водя меня первым заметил. — Что ж он там один будет? Против всех? Сам?
— Там же маги матерые, Валкрин! — возорал граф Гыркула.
— Маги, — согласилась я, — матерые…
И рухнула бы, не поддержи меня лешенька.
Только тут до Води и дошло.
— Он не один сражался, да, Веся?!
Ничего я ему не ответила, сил не было у меня, на одно надеялась – теперь у Агнехрана благословение двух ведьм. Мое, да моей матери… А благословение ее силу имело неимоверную. Ведь повезло мне — выжила там, где никто не выжил бы. Когда сила во мне пробудилась – мне тоже повезло, ведь я не к ведьмам попала, где в то время уже чародейки обосновались, а к Славастене. Та хоть и не ведьма была, а все равно лучше чародеек. И с Тихомиром повезло мне – за многое я ему благодарна была, за то что знания дал, за опыт бесценный, за то что узнала истинную его суть до того, как мной бы воспользовался. Повезло сбежать. Повезло лес найти и дом в нем обрести. А больше всего повезло в тот погожий день Саврана встретить, да охранябушку своего увидать. И вот казалось бы – жизнь у меня не простая была, но по сравнению с тем, что могло бы быть, эта жизнь во сто крат лучше, во сто тысяч крат. И сейчас, оглядываясь назад, поняла я, что больших бед избежала, очень больших бед. И мысль о том, что заслуга в том мамочки моей, что последнее слово свое она использовала не мести ради, а для меня, обо мне заботясь, оно сердце мне согревало.
А теперь дар моей матери оберегал и Агнехрана.
Страшный был бой.
Агнехран-маг в нем один был супротив трех десятков магов, что ренегатами оказались, да под ударом Данира, который в стороне держался. Но любимый мой все равно стоял насмерть, не отступал, не отходил, не сдавался. А чародеям только того и надо было – слаженно сражались, удар каждый был у них согласован да спланирован. И пока первые били заклятиями различными, те что в задних рядах напевным речитативом заклинания читали, и не могла я понять сути заклинаний тех. И Агнехран, видимо, не мог.
А потом сотрясся грот, в коем сражение шло, и с потолка посыпались сталактиты, да каменья, да валуны огромные!
И никакой возможности у Агнехрана увернуться или укрыться не имелось!
Вскрикнула я, ладонью губы накрыла, в надежде тот возглас подавить, но услышал маг, обернулся на миг к блюдцу серебряному, да потянулся к нему, видать, чтобы не увидала я, что дальше будет.
Но то движение жизнь ему спасло.
Повезло просто.
И вместе с обрушенным потолком грота рухнул валун столь огромный, что упал первым, да наискосок, закрывая согнувшегося архимага, ото всех иных камней да сталактитов, и забарабанили те по скальному обломку, как дождь по крыше. А я улыбнулась, вздоха облегченного не сдержав.
И улыбку ту мой охранябушка заметил. В глаза мои поглядел пристально, головой покачал неодобрительно, и хотел было что-то сказать, да я опередила.
— Об аспидах Даниру-чародею эфа Черной пустоши поведала, так что все, что ей ведомо было, теперь ведомо и ему.
Посуровел Агнехран, тяжелый я удар нанесла, он этой эфе доверял, а вышло… как вышло.
