— В отца значится пошел, — хмыкнула ведунья.
А Агнехран смотрел на меня.
А я с самым невинным видом жевала бутерброд, потому как это он еще не знает, но лешаков мы тоже отпоили последовательно мертвой и живой водой. И тех умертвий тоже. А вместо Данира в пещере энергетически закольцованной теперь камень стоит. Ни живой и ни мертвый, я как раз момент подгадала, когда чародей водицы испил, а в камень чародеев обращать меня каменный леший научил. Он теперь, кстати, все три ипостаси имеет, и в паре с лесной ведуньей Светлый яр восстанавливает. И очень успешно они все восстанавливают, я бы так не смогла вообще, да и в беременность мне вообще что-либо делать было трудно, так что я сидела и читала учебники. Их столько было, что до самых родов хватило.
— Веся, — позвал Агнехран.
— Ммм? — я упорно и усердно жевала.
В моем случае определенно было лучше жевать, чем говорить.
— Я люблю тебя, жизнь моя, — тихо сказал мой маг.
Сглотнула я толком недожеванное с неожиданности, посмотрела на него, и так же тихо ответила:
— А я тебя люблю, очень-очень, счастье ты мое.
На том и порешили мы, что я его жизнь, а он мое счастье.
И все бы ничего, только охранябушка возьми да и спроси:
— Ты ведь ничего от меня не скрываешь, правда, любимая?
И ведь не солжешь теперь никак — он увидит. И не увильнешь – тоже заприметит. И не отвертишься — смотрит ведь. Пришлось говорить как есть, правду-матку рубить с плеча топором пудовым. В общем честно я ему и ответила:
— Скрываю, конечно.
И вновь за бутерброд принялась.
Сижу, жую.
А он сидит, смотрит.
— Поел бы ты, а? — не сдержалась я. — Ведь три дня от меня не отходил ни на миг, а опосля родов я то поела, а ты же спал сном непробудным… прямо на полу.
Помолчал, помолчал, да и высказал:
— Чувствую, Веся, что с тобой я только на том свете и поем, и отдохну!
Ну что тут сказать? Ем. Молча. Сосредоточенно.
А он, главное, как в воду глядит.
— Что с вратами? — вопросил грозно.
Хоть бы дети проснулись, что ли!
Но дети спали, остальные все ими любовались, а вот мне пришлось правду говорить. Вот как есть, так и говорить.
— Хрен! — вот прямо так и сказала.
— Хрену тебе нельзя, ты кормящая, повитуха сказала перченое на вкус молока влиять будет, — наставительно сообщил охранябушка.
— Так это не мне, это тебе хрен, а не врата Жизни! – гордо высказала ему.
И пока сидел злой и не ел ничего, устало объяснила:
— Агнехранушка, там теперь каменный леший, да три леших у него в подчинении. Ярина кровью моей усиленная. И Аргенна, а она вообще ведунья опытная, да и обожглась уже на чародейских-то кознях. Но коли кто в Светлый яр сунется, тот все равно со мной дело иметь будет!
— Этого-то и опасаюсь! — чуть ли не прорычал аспид мой.
Ну я подумала, и добавила:
— С нами.
— Уже лучше, — чуток смягчился любимый мой.
— С… тобой? — предположила я.
— Вот, а вот это уже правильный ответ — со мной.
И уже почти было успокоился, как вдруг напрягся весь, на меня посмотрел, да и произнес напряженно:
— Веся, почему ты сказала «врата Жизни»? Почему о вратах Смерти ни слова?!
И в этот момент наконец-то проснулись дети! Вовремя так!
И пользуясь тем, что теперь можно было не отвечать, я подскочила, и поспешила к люльке, которую Леся с Яриной уже быстрым темпом в дом свежеотстроенный тащили.
«Веся, — донесся до меня голос лешеньки, — скажи ему, не томи мужика».
«Мне казалось, ты его не сильно-то жалуешь», — съязвила в ответ.
«Не жалую, — признал леший, — но жалко же».
И тут прав он был.
Остановилась я, развернулась, да и направилась обратно к магу любимому. Подошла, за лицо обняла, к губам склонилась, да и прошептала:
— Цена уничтожения врат Смерти — жизнь аспида. Я родила сына тебе. Я, ведунья лесная, дала жизнь аспиду — врата Смерти уничтожены, Агнехранушка. А когда наш сын взрослым станет, да возмужает, ты обучишь его искусству магическому и он станет магом, а опосля, если захочет и пожелает, то и архимагом. В тот день, когда архимагом станет — и врата Жизни будут уничтожены. Ведь тогда выйдет так, что я, лесная ведунья, архимагу жизнь дала.
Сглотнул Агнехран, на меня глядит все так же напряженно, да как заклинание и произнес хрипло:
— «Цена открытия врат Жизни — жизнь архимага. Цена уничтожения врат Смерти — жизнь аспида».
— Вот именно – жизнь, — я улыбнулась невольно. — Да только жизнь ведь не только отнять можно, но и подарить. Я подарила. Уж не ведаю, как вышло то так, что забеременела да родить смогла, видать свезло мне, но скорее тут ты прав — любовь это. А любовь она всего сильнее, даже магии чародейской и весны ведьминской. Все у нас хорошо будет, Агнехранушка, и жить будем долго и счастливо.
Смолчал Агнехран, только взгляд мрачный, губы побледнели. И там сын наш орет-надрывается есть хочет, уже и Леся прибежала, с ноги на ногу рядом переминается, а маг смотрит на меня, в глаза, в самую душу, и все же высказал то, что на душе камнем лежало.
— А если не захочет он, Веся? Если ни магом, ни архимагом не станет? Если другое призвание найдет? Что тогда делать будем?
Наклонилась, поцеловала быстро да торопливо вымолвила:
— Тогда жить будем не только долго и счастливо, но еще и весело очень. И кто к нам с мечом придет…
— Тот сам нарвался, — улыбнулся охранябушка.
— Ага, — полностью согласилась я.
И поцеловав сызнова, к дому поспешила.
«Нарвется кто-нибудь, угу, держи карман шире, — пробурчал леший. — Этот аспид твой, чтоб его… хотя ладно, пусть здоровый будет, третью стену вокруг государства возводит, цельное царство зоной сказочно-заповедною объявил. К нам теперь не то что чародей, к нам теперь зверь не проскочит, комар не пролетит – подстрелят на подлете».
«Лешинька, ну не могу же я ему сказать, что знаю все, — взбегая по ступеням ответила другу верному».
«Можешь, но не станешь, — подметил леший. — Одно хоть радует, теперь когда известно ему, что сын твой должен стать архимагом, своей жизнью рисковать перестанет».
И тут остановилась я как вкопанная, прямо на пороге дома.
«Лешинька, — и сердце мое екнуло, — а он что, рисковал?»
И в ответ… тишина. Тишина такая! Лес шумит, пир тоже шумит, но не громко — дети тут все-таки, Агнехранушка мой ест быстро и зло, а леший… молчит он.
