«Думаю, дело было так — он родился аспидом, прямо вот в Черной пустоши и родился. Там у них, я когда жизненную силу распределяла, чтобы она меня не сожгла, видела жилья устройство — живут они в пещерах, на поверхности-то не выжить, а в пещерах там где вода есть, там жить можно. И вот он в одном таком поселении жил. Да жил недолго, видимо, кто-то на селение напал, да всех убил. И так убил, что ни одной души живой не осталось там, видать по всему племя иное напало, али совсем страшное случилось, но он остался чудом каким-то, а больше там никого, ни одной живой души не было. И знаешь, сказал он мне, что по памяти как мог селение восстановил, но так он это сказал, что чувство появилось, будто он в детстве всего лишился, и отца, и матери, и сестер-братьев, друзей-соседей. Всего лишился».
Промолчал леший, лишь на меня смотрел сурово и вопросительно, дальше что было знать хотел.
«Как он из Пустоши выбрался не ведаю, — продолжила я, — видать эффа помогла, та что у них травница-целительница, но как-то вышло так, что стал Аедан магом, да имя сменил на Агнехран».
Нахмурился леший, но не перебивал, слушал все так же внимательно.
«А потом, знаешь, семью создать попытался. Оно ж как — семья всем нужна, очаг родной, угол теплый, только женился он на магичке и та не ведала, с кем очаг делит, да от кого дитя в себе носит. Поняла все, когда родила не ребеночка розовощекого, а аспида черного…»
Тут замолчала я. И вроде боль не моя, а у меня сердце сжимается. За ребеночка того, да за охранябушку моего.
«А маги, они знаешь, лешенька, они другие, — продолжила, боли не скрывая, — первая ценность у них — это сила. Силу они завсегда хотят больше, чем что бы то ни было. И сохранила та магичка в тайне, что о расе мужа своего, да ребенка ведает, видимо ничего не сказала, от того и не ждал Агнехран опасности со стороны родной матери сына своего. А следовало бы…»
«Это та, у которой могилы нет?» — уточнил леший.
Он наш прошлый разговор с аспидом слышал.
«Она, — кивнула я».
«Поделом», — сказал лешенька.
И тут согласна я с ним была, наверное, что поделом ей.
«А сына он похоронил там, где жил раньше… где восстановил все по памяти…Страшно, правда?»
Леший не ответил. И я на него взглянула, а заметила только сейчас — глаза у него пустые стали. Совсем пустые. Словно свет в них погас.
«Лешенька, случилось что?» — я руку протянула, его руки коснулась.
«Ничего, — отвернулся друг сердешный, — ничего, Весь. Не ожидал лишь, что между мной и этим магом проклятым, так много… общего».
Замерла я, аж дыхание перехватило, в ужасе на лешеньку гляжу, а он усмехнулся криво, да и сказал:
«Ничего, Веся, это все прошлое, прошло уже. Да и мой сын так и не родился, избавилась она от него травами ядовитыми… Напрасно вспомнил. Иной раз, кажется, вот, задеревенел уже весь, руки-ноги деревянные, сердце навродь больше не бьется. Не бьется, Веся, но болит. Так значит аспид он по рождению?»
Кивнула я, а сказать ничего не смогла. Что тут скажешь? Помочь уж нечем, как ни пытайся.
«Но по лесу ходит он аспидом? — продолжил леший.
«Магом я его в лес Заповедный пустить не могу, — сказала твердо».
Не могу, потому что с аспидом-то я справлюсь, а вот с архимагом силы его — нет. И рада, что вчера Агнехран спрашивать ничего не стал, ведь коли спросил, пришлось бы ответить.
«Правильное решение, — поддержал леший».
«Знаю, что правильное, — согласилась я. — Не знаю, правильно ли было иное решение принять, как и истину».
Посмотрел на меня леший, прямо в глаза посмотрел, да и спросил:
«А без него, Веся, мы бы справились?»
Мы оба знали, что нет. Мы это знали. Но знали и другое — как архимагу ему в лесу Заповедном делать нечего, в смысле… он то может и нашел бы, чем заняться, но ужас в том, что изнутри он весь мой лес уничтожить может. Никто не сумеет, даже с чародейскими ловушками я бы справилась, пусть и ценой своей жизни, а вот с ним не справлюсь, хоть сто раз умри.
«Как аспиду ему путь год будет открыт, что бы ни случилось, дальше поглядим, а вот как мага — не пущу никогда, потому как не только за себя несу ответственность, и я не вправе рисковать лесом Заповедным, нет у меня такого права».
«Решение верное, — согласился сотоварищ мой, — только одного понять не могу — любишь ты его, Веся, это я вижу, и чувствую — отголосок твоих чувств я ведь тоже ощущаю, и коли хотел бы маг твой вред причинить, давно мог бы. Так объясни, не осуждаю, спрашиваю лишь, от чего недоверие такое?»
Холодно мне стало, зябко.
Ногу в туфельку вернула, под плащом меховым поежилась, да и ответила правду:
— Маг он, лешенька, маг. К магам у меня доверия нет.
Помолчал леший, да и спросил вдруг:
— Тогда что, получается, в лес не пустишь, но вне его время с магом своим проводить будешь?
И вроде только вопрос, а то что ирония в нем слышится, да насмешка дружеская, дело второе, или даже третье, но… леший был прав — коли простила да приняла, я Агнехрану путь в сердце свое открыла, впрочем там он, боюсь давно уж был. И как жить теперь? В лес пустить не могу, лес он не только мой, но в душу пустила, сердце отдала, а теперь… страшно мне. Обжегшись на молоке, дуешь и на воду, и я боялась, до крика боялась, что однажды услышу что-то вроде: «Валкирин, ты сможешь. Давай быстрее, Валкирин».
— Боюсь я, лешенька, совсем страшно мне, — прошептала тише ветра.
Прошептала да и улыбнулась не знамо от чего.
Проснулись мы вместе, на рассвете. Моя рука в его руке. Мои глаза первым делом в его глаза взглянули, перво-наперво, первее чем осознала, где нахожусь. А он улыбался, смотрел на меня и просто улыбался. Черный весь, матово-угольный, глаза змеиные, а улыбка самая что ни на есть человеческая, теплая улыбка, светлая, добрая.
Есть счастье на свете, и я сейчас была счастлива. Надолго ли не ведаю, но день сегодняшний был радостным и счастливым, а день завтрашний… поживем-увидим.
— Улыбаешься, — заметил лешенька.
— Улыбаюсь, — согласилась я.
— Ведьмы заметят, — предупредил друг сердешный.
Заметят это точно, только вот знать им не надобно, что влюбилась я в чудище огненное, магом по сути являющееся. Посмотрела я на лешего внимательно, он под моим взглядом напрягся заметно, а мне пришлось покаяться заранее.
— Уж, прости.
— Уж, точно прощу, — но лешеньке явно мой взгляд да слова не понравились, — ты только скажи за что.
Говорить не стала — клюку в его сторону протянула, глаза закрыла, да и направила силу в лешеньку, силы то у меня опосля ловушек чародейских было с избытком, вот и плеснула щедро, друга не спросивши.
— Ну, Веська, ну закончится дело это, уж я с тобой побеседую! — взбеленился верный мой соратник.
