— Жива? — глаз не открывая и ко мне не оборачиваясь, спросил Водя.
— Жива, — тихо ответила я, — что ж мне сделается-то?
— И то верно, — усмехнулся водяной.
А я вдруг поняла — не оборачивается то он намеренно. Хуже того — только я ближе подошла, так и вовсе отвернулся, чтобы лицо его не увидела.
— Вооодь, — позвала напряженно.
— Не отвлекай, — мрачно потребовал водяной.
И я уж было встревожилась, да только вождь Далак, что тут со всеми убирался ходил, ошметки от одеяний навкар подбирая, да оружие всяческое, крикнул:
— Я ему сразу сказал — шрамы настоящего мужчину только украшают, но он заартачился, во время боя на глаза вам, госпожа ведунья, вообще не показывался.
Во время боя?!
Я водяного обошла, в лицо ему взглянула, да и содрогнулась невольно — а кто бы не содрогнулся, обнаружив отсутствие половины лица уже почти родственного.
«Наговорил тебе вчера. Виноват был. За тобой и пошел, как успокоился, а тут бой. Помнил твои слова, про то что силой навкары питаются, на расстоянии держаться старался, но когда леший твой упал… Прости, я вмешался».
Вздохнул, вновь глаза закрыл и, скверну вымывая, так же мысленно сказал:
«Лицо восстановится, ты же знаешь».
«Знаю», — так же мысленно сказала я.
— А ты молодец, — произнес неожиданно вслух. — Они все козыри на стол не то что выложили — вывалили, а ты лес удержала в целости да полной сохранности. Никто бы не смог. Не уверен, что я бы с таким ударом справился, а ты выдержала. Вот тебе и ведунья-недоучка.
— Друзей у меня много, да друзья хорошие, вот и выдержала, — сказала как есть.
— Решимости у тебя много, да готовности защищать свое до последнего, а еще смекалки хватает и ума, вот ты и выдержала. Не принижай своей победы, Веся, они силы лет сто копили, не меньше, да и ума не приложу, где можно было столько навкар держать, чтобы такое-то количество накопить, а ты справилась. Просчитала все, вампиров собрала и справилась.
Прав Водя был, мы справились, только почему-то у победы этой вкус горьким был, таким что хоть вой. И вот стою я по щиколотку в воде студеной, повсюду гомон, разговоры, смех, кто-то ругается, что в подвале продуктохранилищном мука подмочена теперь, а меня другое тревожило.
— Говоришь, все карты-козыри выложили? Думаешь, больше нет?
Поглядел на меня Водя глазом единственным, задумался. Потом спросил:
— Искупаться не против?
— Нет, — стиснув клюку покрепче, солгала я.
И хлынула вода волной, да вода ключевая, ледяная. Кого с ног сбила, всех до нитки вымочила, русалок с крыши избенки моей смыла, но дело свое сделала — от скверны, останков не сгоревших, от хламья гнилью отравленного, от всего почти в общем избавила. И как схлынула, остались только мы с Водей стоявшими — остальные в болоте барахтались, изрыгая ругательства одно другого краше. Русалки матерились икрой, гнилой чешуей, да болотным течением. Болотники напротив — ключевой водой, свежей струей, да рыбой-чистильщиком. Вампиры поминали теплокровных. Волкодлаки ругались вампирами. Кикиморы грозились проклятиями. В общем, тут вообще никому скучно не было, поэтому мы с Водей ушли с чистой совестью, прямо по сухой заповедной тропе, грязи избегая.
***
Сирена — это имя подходило ей в полной мере. Черные с зеленым отливом волосы, огромные цвета морской воды глаза, бледная, почти белая как снег кожа, и побелевшие до такой степени, что едва были различимы на лице губы. Действительно как Сирена.
Чародейка вскинулась, едва мы с Водей сошли на траву перед ней, бессильно лежащей, и даже попыталась призвать магию, но тщетно. Это мой лес, моя территория, здесь равных мне нет.
— Ведунья, — хрипло прошептала осознавшая все чародейка, враждебно, исподлобья взирая на меня.
Она была скрыта темно-зеленым плащом и от него исходила какая-то магия, слабая, вероятно магия иллюзий, и теперь, когда чародейка приподнялась, капюшон почти скрыл ее обескровленное лицо, но от меня не скроешься. Легкое движение клюкой и порыв ветра откинул капюшон и уничтожил магию плаща, который оказался вовсе не зеленым — скорее серо-бурым, покрытым пятнами застарелой крови, тленом и гнилью. И в тот же миг вскинулась чародейка, из последних сил выплеснула чары на плащ свой, прежний вид ему возвращая. Что это было? Попыткой скрыть что-либо, или попыткой сохранить остатки достоинства, горделиво вернув себе не менее гордый вид, я не знаю. Но узнать следовало. Снова ветер призвала, сорвала плащ с чародейки, растянула как белье на веревке, вгляделась в истинный вид. Но не обнаружила в том плаще ничего — ни тайных знаков, ни игл сокрытых, ни знаков рунических. Значит, гордость ее поступку причиной была. Молча плащ вернула, молча придала ему прежний вид, да не приняла чародейка, гордо ткань зеленую от себя отбросила.
— Ты сильная, — проговорила, на меня не глядя, — мы… не ожидали.
Могла бы сказать, что часть силы моей ими же и подарена, да не стала. С чародеями лучше лишнего слова не произносить, запомнят, да против тебя же и используют.
— Что это за заклинание было? — и на меня взгляд свой сине-зеленый вскинула, да глядела враждебнее прежнего. — То ли песня, то ли заговор? Откуда у ведуний лесных такие знания? С каких пор?
Промолчала я, все так же на чародейку молча взирая. Но вот что мне интересно стало — Лесную Силушку склонила к идее общего образования всех ведуний ведьма Велимира, что, по сути, была чародейкою, и склонила не просто так. Покуда учили ведуньи, чем подлесок отличается от древостоя, пока законы гостеприимства заучивали — и не заметили, как становимся уязвимыми. Ведь правила и законы враг составлял-придумывал.
— Что это? — продолжила чародейка. — «Я ведьма, Я сила, Я свет, И я здесь»? И речитатив… Ты заворожила меня, ведунья? Заставила поверить, заставила ощутить. И ты знала, что готовится и чем дело кончится. Ты все знала! Иначе как объяснить: «А ты беги, беги как загнанный зверь. Беги скорее, я распахну дверь». Распахнула, значит?
Промолчала я и на этот раз, да взгляд был все такой же пристальный. Чародейка спрашивала не зря. Ей по всему выходит лет около трехсот, такая время даром терять не будет, и спрашивает не из любопытства совсем. Подняла клюку, мигом перенеслась в тело Мудрого ворона — ворон за чародеями наблюдал-следил, и его глазами узрела я, как остановились чародеи, как прислушиваются, словно слова Сирены этой слышат. Так вот в чем дело. Даже брошенная своими, чародейка им верность хранила, сейчас вот информацию из меня вытянуть пыталась настойчиво, ведь она знала — по законам, чародеями же написанным, ведунья на вопрос ответить должна.
«Меж ними связь есть, — сообщила Воде, лешему, ворону Мудрому, коту Ученому и вообще всем, кто слышать мог».
«Застоялись, смотрю, заскучали… Чай на речкобродовом пути повеселее им будет», — мстительный у меня лешенька.
