И вот теперь, в этом сне, она всё видит своими глазами.
Может быть, это не сон? Но если не сон – тогда что же?
* * *
Лотта смотрела вслед уходящему вместе с мужчинами стаду. Папин пёс – очень красивый, с золотисто-рыжей шёрсткой – спрыгнул с саней, на которых сидел, и залился звонким лаем. Лотта заметила, что он лает не просто так. Папа дал ему команду. Наверное, его специально выучили лаять по команде, чтобы сгонять оленей в плотное стадо. В этом был смысл. Если олени растянутся в длинную линию, за ними будет сложней уследить. Папин пёс был не один – вокруг стада с лаем носились и другие собаки. Похоже, у каждого из мужчин был свой собственный пастуший пёс.
Уходящее стадо было уже далеко. Вот и последняя олениха скрылась из виду, перевалив за верхушку небольшого заснеженного холма. Один из папиных братьев, ехавший на лыжах в самом конце колонны, обернулся в последний раз, помахал остающимся и исчез за белым холмом. Остался только притоптанный снег со следами сотен копыт и полозьев саней.
– Пойдем проверим, как там наш малыш. – Эрика схватила Лотту за руку и потащила за собой. – Тётя Инге, мы идем смотреть новорождённого оленёнка! – крикнула она маме Лотты.
Эрика привела Лотту в тихое место на окраине лагеря, где среди низкорослых деревьев паслась олениха. Она разрывала копытами снег в поисках лишайников и беспокойно поглядывала по сторонам. Когда девочки подошли ближе, она попятилась, закрывая собой крошечного оленёнка, который лежал на снегу, свернувшись клубочком.
– Он такой маленький, – прошептала Лотта. Маленький и очень милый, с золотисто-коричневой шёрсткой и тёмными пятнами вокруг носа и глаз. Эти пятнышки напоминали очки и смотрелись очень забавно. Лотте хотелось его погладить или взять на руки, но она понимала, что это вряд ли понравится его маме.
– Ему всего два дня от роду, – сказала Эрика. – Странно, что он родился так рано. Ну хоть посмотрим на малыша. Оленихи телятся на нижних пастбищах, и когда мы приходим туда с остальным стадом, оленята уже успевают подрасти. Мы таких маленьких и не видим.
– Кажется, она не хочет, чтобы мы к нему приближались, – встревоженно проговорила Лотта. Мама-олениха с беспокойством смотрела на девочек, словно думая, можно ли им доверять. – Ей, наверное, странно, что все оленихи ушли, а их с малышом оставили здесь. Она не понимает, что происходит.
– Я принесла ей зерна. Может, если её покормить, она разрешит нам приблизиться к оленёнку. – Эрика вынула из кармана пригоршню зерна. Олениха жадно принюхалась и подошла ближе.
– Кажется, она сильно проголодалась. – Лотта взглянула на оленёнка и увидела, что он смотрит прямо на неё. Смотрит удивлённо, но без страха.
Олениха съела всё угощение и ласково обнюхала Эрику. Девочка рассмеялась:
– Теперь ты нас любишь, да?
Оленёнок поднялся на тоненьких, слабеньких ножках, подошёл к маме и принялся тыкаться ртом ей в живот, пытаясь попить молока. Олениха переминалась с ноги на ногу и с беспокойством смотрела на малыша.
– Папа сказал, что ему не хватает маминого молока, – вспомнила Лотта. – Наверное, у неё его мало.
Эрика кивнула:
– Не зря же стельных олених уводят на нижнее пастбище, где больше корма.
Лес вокруг лагеря был достаточно редким. Это значит, что сюда наметало немало снега, и он смерзался в плотную толщу. Лотта нахмурилась, пытаясь вспомнить, что ей рассказывала олдефорелдре о сезонных миграциях оленей. Приблизительно через неделю самцов поведут следом за самками на нижнее пастбище, где снег уже тает и открываются участки земли с прошлогодней травой. Чуть позже, когда новорождённые оленята немножко подрастут и окрепнут, пастухи перегонят всё стадо на летние пастбища.
– Но у нас не такие большие запасы зерна, чтобы тратить его на корм оленям, – пробормотала Эрика. – Мы его покупаем. Вернее, меняем на оленьи шкуры и сушёное мясо. Зерно стоит недёшево. – Она закусила губу и принялась рыть снег носком сапога. – Ей надо самой находить себе корм, но здесь трудно выкапывать ягель. Наст слишком твёрдый.
Лотта подняла упавшую ветку и попыталась раскопать снег. Ледяная корка на нём и вправду была слишком твёрдой, и девочке пришлось приложить усилие, чтобы её пробить. Но вот из-под снега показался лишайник, и олениха встрепенулась, принюхавшись. Лотта отступила на пару шагов, чтобы олениха смогла подойти и поесть. Оленёнок двинулся следом за мамой, не оставляя попыток попить молока.
– Может, будем ей помогать? Будем сами раскапывать снег? – предложила Лотта, неуверенно глядя на Эрику. А вдруг так нельзя? Она же не знала, каковы здешние правила и обычаи.
Но Эрика согласно кивнула.
– Дядя Петер поручил нам заботиться о ней и её малыше. А как ещё мы им можем помочь? – Она тоже подняла ветку и стала раскапывать снег. – Смотри, что я нашла! Тут много ягеля!
Олениха оттолкнула Эрику головой и принялась жадно щипать серовато-зелёный пушистый лишайник, открывшийся в снежной ямке. Девочки рассмеялись.
– Надо их как-то назвать, – сказала Лотта. – И её, и оленёнка.
Эрика удивлённо уставилась на неё.
– Ну, наверное… И как мы её назовём? – улыбнулась она. – Обжора? Бесстыжая? Злюка? Вон как толкается, видела?
– Нет! Нужно что-то хорошее, не обидное! – Лотта задумчиво посмотрела на олениху, стараясь придумать ей подходящее имя. У неё была очень красивая густая шерсть. И она ещё не сбросила рога. Олениха как будто почувствовала, что Лотта на неё смотрит, и настороженно покосилась на девочку чёрным глазом, не переставая жевать лишайник.
– У неё пятно на боку, смотри. – Лотта указала на участок более тёмной шерсти на боку оленихи. – Оно похоже на цветок. Давай назовем её Цветик. Тогда мы точно запомним её и всегда сможем отличить от других олених, когда она вернётся в стадо.
Она проглотила комок, вставший в горле. Наверное, когда Цветик и Эрика доберутся до нижнего пастбища, её уже здесь не будет. Не надо загадывать на недели вперёд. Может быть, к тому времени она уже вернётся домой, к своей настоящей семье.
Цветик доела лишайник и благодарно потерлась носом о плечо Лотты. Глядя на олениху и оленёнка, который робко посматривал на неё умными чёрными глазками, пока пил мамино молоко, девочка засомневалась, хочется ли ей возвращаться домой. Нет, конечно хочется. Но не прямо сейчас. Ей так нравились прабабушкины истории о северных оленях и о жизни кочевников-оленеводов, и вот теперь она оказалась в такой истории. Пусть даже во сне, но как будто взаправду.
