То, что мы не обнаружили платформу, стало тревожным сигналом. Во-первых, потому, что это означало отмену удачной рыбалки, а я вам говорил, насколько одержимы мы ею были. Во-вторых, существовала возможность того, что мы каким-то образом упустили ее из виду и уплыли дальше, чем планировали. Если бы такое случилось, у нас бы просто не хватило топлива, чтобы спокойно добраться домой.
Джим думал, что нефтяная вышка могла «спрятаться» в тумане или скрылась за облаками. Но, когда тьма поглотила буквально все вокруг, мы поняли, что она и близко не была. Окажись мы в любой точке в радиусе пяти километров от платформы, ее яркие огни мы бы заметили.
Выбора не было, и мы развернулись. Двигались навстречу земле достаточно медленно – старались сэкономить столько горючего, сколько было возможно. Тем временем ветер крепчал. С каждой минутой мы все больше ощущали, что волнующееся море решило проверить на прочность работу какого-то парня, занимавшегося стекловолокном, который, вероятно, мирно спал в Майами или в городке, где была сделана лодка.
В течение следующего часа мы несколько раз замечали проблески яркого освещения нефтяной вышки. Огни то появлялись, то исчезали, словно светлячки. Если бы они летали на расстоянии в тридцать метров, заключенные в темно-коричневую банку.
Нефтедобывающая платформа была на востоке и далеко от нас. В том направлении, где ее, по идее, быть не должно. Однако наши оцепенелые мозги едва ли могли составить адекватные ответы на собственные вопросы о том, как мы могли так промахнуться. Мы стиснули зубы, сконцентрировавшись на молитвах, произносимых нами не так уж и часто за всю жизнь, и затаили дыхание, пока двигатели всю ночь работали над тем, чтобы быстро превращать топливо в дымок.
Когда последний литр горючего был израсходован и оба мотора стихли, Джим закрепил веревку, привязал другой ее конец к пустому ведру и бросил его за борт. Нос лодки мгновенно отреагировал на импровизированный морской якорь и развернулся, плавно направив относительно небольшое судно навстречу волнам.
Разговоров мы не вели, но страх витал в воздухе, заставляя нас держаться кучкой. Словно ключ к спасению каждого мог оказаться у кого угодно из нас троих. Мы все промокли, продрогли до костей и чувствовали себя разбитыми. На нас все так же были надеты монструозные спасательные жилеты оранжевого цвета, о которых мы зачем-то вспомнили посреди ночи. Со стороны наша троица напоминала вырядившихся на маскарад детей или собиравшихся на водяную битву около автомойки. Однако, несмотря на эту кажущуюся смехотворность, мы их не снимали. Разве что время от времени туже затягивали не очень крепкие ремни. Думаю, мы надеялись, что, когда наши бездыханные тела обнаружат в течение нескольких последующих дней, цветастые жилеты на наших трупах станут свидетельством одного простого факта. Какого? Перед смертью мы все-таки проявили хоть капельку здравого смысла.
На рассвете нам удалось воспрянуть духом. Мы осознали, что лодка теперь находится в пределах видимости земли. Нас спасли – но думаю, вы уже об этом и так догадались. В конце концов, перед вами рассказ от моего лица. Нас спасли только поздним вечером, что немного удлиняет историю. Поэтому я не стану рассказывать вам подробности происходящего дальнейших часов. Они были полны скуки и последствий мрачного ужаса от бескрайней воды, испытанного нами прошлой ночью. И, конечно, стыдное обстоятельство в виде буксировки нашей лодки к пристани ценности истории не добавляет.
Лишь спустя пару недель после нашего бедствия мы узнали важную информацию, которая решила все. Полная проверка электроники на судне показала, что автопилот отклонялся от курса на два градуса.
Два градуса.
Во встроенном компасе системы автопилота – 360 градусов. Два таких деления на реальном компасе – это совершенно крошечное расстояние менее 1,5 мм. Но дистанция усиливает разницу.
Большинство полагает, что автопилот – предмет роскоши. Прибор, который позволяет капитану бить баклуши и ничего не делать. Это не так. Мудрый шкипер всегда сосредоточен и находится в состоянии повышенной готовности, даже когда механизм работает. Любопытно, что первый морской автопилот был установлен в 1951 году как аппарат для экономии топлива. Все давно знают, что движение из пункта А в пункт Б по прямой требует меньше горючего, чем прохождение извилистого маршрута. А в океане, со всеми его течениями, ветрами и волнами, не найдется человека, способного вертеть головой взад-вперед, переводить взгляд то на водную гладь, то на компас, одновременно управлять лодкой и прокладывать что-либо кроме зигзагообразного курса.
В тот день, когда мы отчалили от причала в сторону перевала Пердидо, наш автопилот был запрограммирован на курс «юго-юго-запад» по четко заданным градусным мерам. Он вывел нас на прямой маршрут, как и было задумано. Однако неправильная калибровка предполагала, что чем дальше лодка уходила в море, тем дальше мы уходили в сторону от назначенного пункта Б.
Вообще, легко себе представить, как моряки несколько столетий назад считали Землю плоской, безумно боясь доплыть до края и упасть за ее пределы. Любому, кто заплывал так далеко в Персидский залив, знакомо это чувство. Не имея точки отсчета, на которой можно было бы сосредоточиться, всегда кажется, что человек направляется в синие оттенки небытия. В тот день для Кевина, Джима и меня все так и было.
Из-за кривизны земли наше место прибытия, находившееся более чем в ста шестидесяти километрах, было далеко за горизонтом. По крайней мере, вот почему в течение первых часов мы часто оглядывались назад. Наверное, очень хотели убедиться, что Орандж-Бич все еще стоит за нами.
С того расстояния береговая линия хорошо просматривалась. Даже когда мы прошли не менее пятнадцати километров, вершины высотных кондоминиумов оставались в пределах видимости. Но неисправный автопилот уже увел нас с установленного курса. Мы просто этого не знали.
На протяжении по меньшей мере следующих 140 км мы совершенно не ожидали увидеть что-либо. Поэтому, когда повсюду оставался только бесконечный водный массив, мы ни о чем не подозревали. Нам и в голову не приходило, что лодка все больше и больше отклонялась в сторону от нефтяной платформы – нашего основного ориентира. К моменту, когда вышка уже должна была оказаться в поле зрения, отклонение от установленного маршрута было настолько критичным, что она скрылась далеко за горизонтом.
Сегодня, когда я сталкиваюсь с людьми, которые разочарованы своим прогрессом в момент начала нового дела или решения новой задачи, я ощущаю, что большинство из них пытается делать все и сразу в погоне за наспех составленной общей картиной. И в момент, когда ожидания не проявляются в реальности так быстро, как им бы хотелось, они позволяют своим мечтам – часть из них в первую очередь вызывает волнение – обернуться против них самих.
И нет бы вообразить себе, как все будет хорошо, и думать о новых методах, которые можно использовать для воплощения задуманного в жизнь. Вместо этого они начинают представлять все те причины, из-за которых ничего хорошего никогда не произойдет. Их охватывает отчаяние. Ирония в том, что подобное уныние влияет на их физическое состояние. С каждым днем желания совершать мелкие действия, необходимые для превращения своей жизни в мечту, становится все меньше и меньше.
