Когда драконыши подрастают – их начинают группками выводить в Айялу. Сначала ненадолго и под присмотром множества сподручников: эльфы окончательно решают, кого из драконов можно оставлять в Айяле без присмотра, а кого стоит поселить в замке. Выпускают только драконов, у которых не остаётся заблуждений: всё будет не справедливо и не несправедливо, не хорошо и не плохо, всё будет так, как нужно эльфам Донкернаса. Если до дракона это не доходит, он возвращается в замок – в камеру, в лаборатории, в жилое крыло – зависит от того, как он себя ведёт и насколько эльфам интересно с ним возиться.
– Странно получается, – ворчала подчас Хшссторга. – Хорошие Драконы нужны и нам, и эльфам. Нет, не отвечайте мне, не спорьте, я сама знаю, почему так получилось. Получше вашего знаю, надо думать. Просто это противно – иметь общую цель с ушастыми засранцами. Даже только внешнюю.
Важно получить побольше драконов, приспособленных к новым условиям, способных выжить, дать потомство и дождаться, когда закончатся эльфы, населяющие эти домены, – ведь рано или поздно эльфы непременно закончатся. Так считали старейшие. Ведь не так уж много эльфов живёт в Эльфиладоне, и что-нибудь обязательно произойдёт: войны, моры, ураганы, нашествия кого-нибудь более зубастого – из-за моря, из людских земель за горой Такарон, да какая разница, в конце концов? Драконья память, исключительно длинная память, не хранит ни одной расы, которая населяла бы какое-нибудь место дольше нескольких тысяч лет.
Илидор не сомневался, что однажды эльфов не станет, но до чего ужасно просто сидеть и ждать этого! Ждать в неволе, когда мимо каждый день пролетают всякие события, которые больше не случатся! Пока вокруг изменяется мир, который ты не успел узнать, потрогать, распробовать!
Что с тобой случится к тому дню, когда ты станешь свободным, будешь ли ты помнить, зачем тебе нужна была свобода, где ты хотел побывать и что увидеть?
Останутся ли внутри тебя чувства, которые порадуются, что всё наконец свершилось?
Быть может, Хшссторге и наплевать, быть может, для неё ещё сто, пятьсот или тысяча лет недостойны особого внимания. Быть может, Илидор тоже когда-нибудь станет таким спокойным, рассудительным и никуда не торопящимся – очень, очень сильно потом, когда вдоволь наиграется с этим миром, насмотрится на смену жизни в нём и не на словах поймёт, что это такое – быть почти вечным.
Почти. Хшссторга тогда приукрасила свою речь перед драконышами, конечно, ведь драконы тоже смертны.
Драконам следовало быть Хорошими, послушными, управляемыми – словом, живучими драконами, чтобы перетепреть времена плена у эльфов так же, как кратко живущие расы терпят неурожайный год или сезон гроз. Ровно так же и эльфам нужны Хорошие драконы, которых можно использовать во благо Донкернасского домена.
От тех драконов, которые живут в камерах, мало толку.
Драконы это прекрасно понимают. Прекрасно понимают, почему совсем уж буйные, неугомонимые драконыши не доживают до подростковых лет.
Вронаан и другие ядовитые драконы делают вид, будто верят, что буйные драконыши однажды просто отказываются от еды. А в кладках ядовитых драконов, которые те устраивают раз в тринадцать-пятнадцать лет, редко бывает больше двух яиц. Между ядовитым и всеми остальными семействами уже много десятилетий висит напряжение, напряжение и немой вопрос: Вронаан, разве ты не хочешь, чтобы твой род пережил эльфов?
Никто не смеет сказать патриарху другого рода, что он ведёт свой род неверным путём, даже другие старейшие никогда не скажут подобного, поскольку есть вещи, которых дракон не может и всё.
А вот Теландон, драконьими невозможностями не связанный, несколько раз почти прямо обвинял Вронаана, что тот нарочно уменьшает численность ядовитых драконов, но Вронаан на эти обвинения неизменно предлагал Теландону самостоятельно организовывать кладки, и тот умолкал. Если бы кладки можно было устроить без осенения старейших драконов, эльфы давно бы взялись за это сами, никого не спрашивая.
Повозка, несколько раз качнувшись на поворотах, замедлила ход. Илидор по запаху понял, что они въехали в степь: воздух суше, чем в прибрежных селениях, пахнет пряными травами, сгоревшими на солнце ягодами и размашистыми крыльями ветра – такого не бывает ни в приречье, ни в горах. И уж тем более не бывает его в поселениях – там одни лишь обрывки ветра, потерявшие друг друга, носятся между домами да промахиваются мимо поворотов на улицах.
Дракон стиснул прутья решётки и сильно вжался в них лбом. Поскорее бы уже приехать. Эта клетка его достала.
Все клетки мира его достали.
Глава 6
«Я исходил все степи вдоль и поперёк, бывал во многих городах и поселениях Уррека и Чекуана, я видал даже разводные мосты домена Ортагенай. Но не видал я ничего величе и прекрасней, чем полёт дракона. Обычнейший полёт дракона, который делает такую скучную морду, едва помахивает крыльями и притворяется, будто не происходит ничего поразительного».
Водырь степного племени Фезимий, сын Акаты
Степи Уррека, тридцать второй день сезона восточного ветра
– О-о, гости, гости!
Едва сошедших с повозки эльфов и дракона окружило гомонящее кольцо степнянок. Яркие скудные одежды – юбки из лоскутов до колен, лоскутные же рубашки без ворота с короткими рукавами, длинные верёвочные пояса, украшенные перьями и деревяшками. Запах трав, горячего сухого воздуха, дыма от костров, жареного мяса, наливки, восторга.
Огромное количество шатров и навесов, бурлящий поток людей, гортанные крики, хохот, свист, бумканье барабанов, лай дудки. Два круга танцующих, поближе и подальше, пляска похожа на ритуал: все люди в круге разом выполняют простые размашистые движения на полусогнутых ногах. Илидор назвал бы это просто шаганием туда-сюда, но тела танцоров изгибались, руки взлетали крыльями, то и дело раздавались вопли, подобные боевому кличу.
Танцевали только взрослые, стоящие перед кругами дети хлопали в ладоши. Туда-сюда носились небольшие гладкошёрстные собаки на длинных сухих ногах, вынюхивали что-то узкими носами.
Илидор даже икнуть не успел, а его с радостными воплями схватили за руку и потащили в дальний круг танцующих. Дракон прыснул от смеха, представив, как вытянулись лица эльфов, но не обернулся, чтобы посмотреть. Ну их в пропасть! Дракон отдался на волю тянущих его рук – это было что-то новенькое, к тому же очень дружелюбное, непривычное Илидору.
Руки, которые его тащили в круг, оказались девичьими: тонкие, гладкие, голые ниже локтя, вокруг запястий – растительный орнамент, нарисованный на загорелой коже тоненькими шрамами – давними, посветлевшими и оттого очень заметными. Дракон рассмотрел их раньше, чем всю остальную девушку, – она была вихрь жёлто-красных лоскутков и прыгучих косичек.
Только когда она дотащила его до круга, где было множество людей, Илидор понял, что глаза у всех степняков – жёлтые, потемнее или посветлее, поярче или побледнее, но только жёлтые и никакие больше, что весьма удивило дракона. Когда он увидел в Квафе Фезимия, то подумал, что никогда прежде не видел желтоглазых людей или эльфов, а тут такими были все.
