И в тот миг, когда в горле драконицы рождается новый звук, настолько низкий, что эльфы не могут его слышать, время на миг застывает, а потом свет ярче солнечного заливает всё вокруг.
В небо выстреливает золотая молния и несётся по небу вдогонку драконице.
Никто и никогда не видел, чтобы Илидор так бросался к другому дракону.
Балита начинает рывок к эльфам в тот миг, когда золотой дракон почти подлетает к ней – но только почти – и он сумасшедшим кульбитом переворачивается в воздухе спиной вниз, подныривает под живот драконицы, хватает её за лапы, дёргает, сбивая рывок, и текущие по Балите молнии разбегаются по золотой чешуе Илидора, бликуя бело-синим. Драконица ревёт-орёт на Илидора, но он тянет её вниз, и жидкие молнии бешено пляшут на телах обоих драконов. Илидор так и висит в воздухе животом кверху, взмахи крыльев больше мешают ему держаться на лету, чем помогают, и под его тяжестью упирающаяся Балита тоже медленно снижается. Она дрыгает задними лапами, извивается, царапает золотого дракона, пытается сбросить с себя эту досадную помеху, вырвать передние лапы из его лап, боднуть его, вывернуться.
Он что-то говорит драконице. Он всё время что-то говорит, с того момента, как поравнялся с нею, но только теперь Балита слышит это.
Никто и никогда не видел, чтобы Илидор так себя вёл, чтобы он был таким решительным, стремительным и… не похожим на дракона даже в драконьем облике.
Балита слушает его, медленно, упрямо мотая головой. Ей не нравится, но она слушает. Молнии постепенно блекнут. Драконы спускаются, по-прежнему держась за лапы, но теперь развернувшись «свечками» вертикально к земле, Илидор продолжает говорить, говорить, говорить. Балита мотает головой, дрыгает задними лапами, сердито хлещет воздух хвостом, но уже не пытается атаковать ни Илидора, ни эльфов. Воздух теряет желейную плотность, в него возвращается ветер.
Когда эльфы, запыхавшись, истекая потом, наконец добегают, Илидор и Балита в человеческом обличье уже стоят перед другими драконами, собравшимися полукругом. Все молчат. Крылья Илидора обнимают Балиту, она зло смотрит поверх его плеча и сухо всхлипывает. Он что-то шепчет.
Эльфы, тяжело дыша, какое-то время стоят рядом, не зная, что сказать. Потом Корза Крумло шёпотом задаёт вопрос ледяной драконице Яэлошште, та морщится и бросает в ответ несколько фраз. Корза, прямая, как грабля, подходит к Теландону и, всё ещё с трудом дыша после долгого бега, что-то ему объясняет.
Потом над Айялой повисает очень тяжёлое молчание. Ни звука больше не издают эльфы. Драконы, мрачные и неподвижные, жуют глазами Илидора и Балиту. Те стоят в коконе крыльев, ладони Илидора лежат на плечах драконицы. Он тоже молчит.
– Требуется. Разобраться. – Наконец подаёт голос Теландон.
Он говорит негромко, лицо его красное после бега, лоб – мокрый от пота, руки подрагивают.
– Большая. Неожиданность. Гибель кладки. Непрогнозируемая. Огромная. Утрата.
Эфирные семейства откладывают яйца раз в десять лет. Утрата?
Не то слово, сказала бы Моран.
Впрочем, драконица совсем иначе бы выразилась, если б могла себе позволить нахамить Теландону, но Моран – не Хшссторга, и она молчит.
Балита раздражённо вырывается из объятий илидоровских крыльев, впервые за всё время что-то говорит золотому дракону, тихо и зло, а потом разворачивается и убегает на юг, к драконьему кладбищу. Илидор смотрит ей вслед с удивлением и обидой, золотые глаза его становятся блеклыми, почти серебряными, нижняя губа едва заметно дрожит.
«Какой кочерги ты не дал мне их убить?» – вот что сказала ему Балита.
И ещё она сказала: «Драконыши погибли из-за эльфов, все мы гибнем из-за эльфов, и никто из них за это не расплачивается! Никогда!».
И ещё: «Ненавижу тебя».
Теперь золотой дракон смотрит вслед неблагодарной драконице с обидой и непониманием, потому что он спас её даже не от южных камер, а от верной смерти. Ведь дракон, убивший эльфа, нарушит Слово, данное старейшим его рода, потеряет свою магию вместе с голосом и драконьей ипостасью.
И даже если Балита в ярости готова была убить эльфов – но это не означает, что она бы смогла. Молнию не так-то легко выплюнуть точно в нужном направлении, особенно когда ты в истерике мечешься по небу, и с большого расстояния эльфы бы от неё точно увернулись. Как действует «Цхе-Тах» Балиты, если он есть вообще, – Илидор не знал, и он никогда не видел, чтобы «Цхе-Тах» использовали в отношении живых. Может быть, с живыми от него вообще ничего не происходит. Что ещё могла сделать Балита, свалиться на эльфов?
Даже если бы она убила эльфов и успела улететь, умудрилась уйти от атак машин на стенах – другие донкернасцы вскоре отыскали бы её и убили, как всегда происходило с беглыми драконами. А вернее всего, Балита даже до стены долететь бы не успела.
Какой идиот предпочтёт сдохнуть ради того, что уже нельзя изменить?
Какой смысл сдохнуть, если можно выжить и сделать что-нибудь более стоящее, исправить ошибки, облегчить последствия или хотя бы отомстить?
Илидор абсолютно не понимает Балиту.
Четыре сподручника, сильно размахивая руками с зажатыми в них палками, быстро идут следом за драконицей. Их движения нервные, чрезмерные, словно сподручники всем хотят показать свою прыть или боятся растерять решимость, если их тела вдруг займут в пространстве чуточку меньше места.
Илидор оборачивается к другим драконам и видит, что они глядят на него кто мрачно, а кто с презрением. Они бы тоже предпочли, чтоб драконица убила нескольких эльфов, и злятся на золотого дракона, который ей помешал.
Эльфы окружают Илидора и что-то одобрительно говорят, даже Теландон скупо бросает несколько слов непривычно тёплым тоном, и золотой дракон съёживается, обхватывает себя крыльями. Если нечто не пришлось по нраву драконам, но понравилось эльфам – значит, он, Илидор, просто ничего не понял.
Он мотает головой, чтобы выбросить из ушей голоса эльфов, раскидывает руки, и время на миг застывает, свет глаз Илидора заливает всё вокруг ярче солнца, а потом золотой дракон отбрасывает от себя землю, кидается в небо и поднимается так высоко, как позволяет «крышка» над Айялой.
Он очень устал не понимать других драконов и устал, что они не понимают его, но сейчас, впервые за все годы, Илидор чувствует из-за этого раздражение, а не грусть.
Сейчас ему кажется, что он не расстроится, даже если больше никогда не увидит ни одного другого дракона из тех, которые живут в Донкернасе.
Впрочем, иных драконов и не осталось на всём континенте Маллон-Аррай.
А если и остались, то Илидору об этом ничего не известно.
* * *
– Боюсь, я бессилен перед этой проблемой, – Льод Нумер старался звучать с достоинством, но не сумел полностью скрыть от Теландона ни смущения своего, ни досады.
– Я. Заметил. – Теландон помедлил. – Раздосадован. Весьма.
