Пятью минутами позже она приехала домой, в скромный особнячок в тихом районе. Оливковые и кружевные чайные деревья лениво шуршали листвой под легким ветерком, дующим из Мохаве.
На кухне она поджарила два ломтика хлеба. Намазала их тонким слоем орехового масла, налила стакан обезжиренного молока, села за стол.
Дэнни обожал гренки с ореховым маслом, пристрастился к ним чуть ли не с младенчества, когда он выговаривал еще не все буквы, а иные путал, и у него получалось «оеховое пасло».
Закрыв глаза, жуя гренок, Тина буквально видела трехлетнего малыша, со ртом и подбородком, вымазанными ореховым маслом. «Хотю есе генок с оеховым послом».
Она резко открыла глаза, потому что мысленный образ получился очень уж живым, не воспоминание, а видение. А в этот момент она не хотела таких ярких воспоминаний.
Но опоздала. Сердце сжалось в комок, нижняя губа вновь задрожала, она положила руки на стол, голову — на них. Расплакалась.
* * *
В ту ночь Тине вновь приснилось, что Дэнни жив. Как-то. Где-то. Жив. И она ему нужна.
В этом сне Дэнни стоял на краю бездонной пропасти, а Тина была по другую ее сторону, смотрела на него, но их разделяла бездна. Дэнни звал ее. Одинокий, испуганный. Она была в отчаянии, потому что не знала, как добраться до него. Тем временем небо темнело с каждой секундой. Огромные грозовые облака, словно кулаки небесных гигантов, выжимали изо дня последний свет. Крики, что ее, что Дэнни, становились все пронзительнее, все отчаяннее, поскольку оба знали: они должны соединиться до падения ночи или расстанутся навсегда. Ибо в сгущающейся тьме что-то поджидало Дэнни, что-то ужасное, чтобы схватить и уволочь с собой. Внезапно небо разорвала молния, рявкнул гром, и их накрыла кромешная тьма.
Тина Эванс села на кровати в полной уверенности, что слышала в доме какой-то шум. Не гром из сна — реальный, не воображаемый звук.
Она напрягала слух, готовая откинуть одеяло и спрыгнуть с кровати. Но в доме стояла тишина.
Вот тут и пришли сомнения. В последнее время она очень уж нервничала. И раньше по ночам у нее возникало ощущение, что по дому кто-то бродит. За последние две недели она четыре или пять раз доставала пистолет из ящика прикроватной тумбочки и обходила весь дом, комнату за комнатой, но не сталкивалась с незваным гостем. Может, сказывалось напряжение. Проблем хватало и на работе. Может, ее все-таки разбудил гром из сна.
Еще несколько минут Тина вслушивалась в тишину, но ночь не пугала — умиротворяла, и ей все- таки пришлось признать, что в доме, кроме нее, никого нет. Сердцебиение замедлилось, она вновь откинулась на подушку.
В такие моменты она сожалела о том, что они с Майклом разбежались. Закрыв глаза, представила себе, что лежит рядом с ним, находит его в темноте, прикасается к нему, прижимается, ища убежища в его объятиях. Он бы успокоил ее, убедил, что бояться нечего, а потом она бы уснула.
Разумеется, окажись она сейчас в одной постеле с Майклом, все было бы иначе. Они бы не занимались любовью, они бы ссорились. Он сопротивлялся ее любви, разрушал все бесконечными ссорами. Из-за любого пустяка мог устроить целую войну. Так, собственно, и было в последние месяцы их совместной жизни. Он кипел враждебностью и искал любой повод, чтобы излить на нее свою желчь.
А поскольку Тина до самого конца любила Майкла, разрыв их отношений опечалил ее. Хотя она не могла не признать, что ощутила облегчение, когда наконец-то все закончилось.
Она потеряла сына и мужа в один год, сначала мужчину, потом мальчика, сын лег в могилу, мужа умчали ветры перемен. За двенадцать лет супружества она стала другим человеком в сравнении с днем свадьбы, а вот Майкл совершенно не изменился, и ему не нравилась женщина, в которую трансформировалась новобрачная. Начинали они влюбленными, которые делились друг с другом каждой мелочью повседневной жизни, триумфами и неудачами, радостями и горестями, а ко времени развода превратились в незнакомцев. И хотя Майкл по-прежнему жил в городе, менее чем в миле от нее, в некоторых аспектах он был так же недостижим, как Дэнни.
Тина вздохнула и открыла глаза.
Спать совершенно не хотелось, но она знала, что должна отдохнуть, чтобы утром подняться бодрой и полной сил.
Уже наступивший день, 30 декабря, обещал стать самым важным в ее жизни. В другие годы эта дата ничего не значила. Но, во благо или во зло, это 30 декабря могло определить все ее будущее.
Пятнадцать лет, с тех пор как ей исполнилось восемнадцать (за Майкла она вышла двумя годами позже), Тина Эванс жила и работала в Лас-Вегасе. Начинала свою карьеру балериной (не танцовщицей, а настоящей балериной) в «Огнях Парижа», в гигантском шоу в отеле «Звездная пыль». «Огни» относились к той категории невероятно дорогих постановок, которые можно увидеть лишь в Вегасе ее, ибо только там ставят шоу с многомиллионным бюджетом, совершенно не заботясь о прибыли. Огромные деньги тратятся на декорации и костюмы, на артистов и обслуживающий персонал, и отель Обычно рад и счастлив, если расходы удается компенсировать за счет билетов и напитков. В конце концов, при всей роскоши таких шоу, они не более чем приманка, единственная цель которой — каждый вечер заманивать в отель несколько тысяч человек. Направляясь к залу и выходя из него, зрители должны пройти мимо столов для рулетки и блек-джека, мимо рядов сверкающих игровых автоматов, и вот тут отель точно не оставался внакладе.
Тине нравилось танцевать в «Огнях», и она работала в шоу два с половиной года, пока не узнала, что беременна. Она ушла с работы, чтобы выносить и родить Дэнни, провела с ним много времени первые месяцы его жизни. Когда Дэнни исполнилось шесть месяцев, Тина вернулась к репетициям, чтобы восстановить форму, и через три месяца упорных занятий прошла по конкурсу в новый Лас-вегасский спектакль. Она была и хорошей матерью, и хорошей балериной, пусть давалось это и нелегко. Она любила Дэнни, наслаждалась своей работой, а потому двойная нагрузка не тяготила ее. Пятью годами раньше, когда ей исполнилось двадцать восемь, она поняла, что танцевать ей осталось максимум десять лет, и решила попробовать себя в другой профессии, чтобы в тридцать восемь не остаться на мели. Она получила место хореографа в дешевой постановке, жалкой имитации «Огней», а со временем взяла на себя и разработку костюмов. Потом ее начали приглашать в другие постановки, уже с большим бюджетом. Она сама поставила шоу во второразрядном отеле с залом на пятьсот мест. За первой постановкой последовали новые, наконец она взяла на себя обязанности продюсера. Так что за пять лет Тина стала уважаемым человеком в достаточно замкнутом мире лас-вегасского шоу-бизнеса и теперь очень надеялась, что стоит на пороге грандиозного успеха.
Годом раньше, вскоре после гибели Дэнни, Тине предложили стать режиссером и одним из продюсеров гигантского шоу с десятимиллионным бюджетом для зала на две тысячи мест в «Золотой пирамиде», одном из самых больших и роскошных отелей, расположенных на Стрип. Поначалу она решила, что такое фантастическое предложение поступило в крайне неудачный момент, прежде чем она успела оплакать своего единственного сына, словно вершители Судьбы оказались столь бездушными и бесчувственными, что решили компенсировать смерть Дэнни шансом получить работу, о которой можно только мечтать. И пусть Тина не находила себе места от горя и чувствовала себя опустошенной и ни на что не годной, предложение она приняла.
