Следующий день начался с того, что в войске у Илэлэка объявился новый шаман и звали его Имрын. Он был невысокого роста, толстоватый, настороженный и всё время оглядывался по сторонам. Но зато когда он сел в их переднюю, бывшую панюйкину лодку, и начал бить в бубен, то его гребцы сразу прибавили, да так, что капитановы гребцы стали едва за ними поспевать! И так они всем войском шли очень быстро до самого полудня, но, правда, потом течение усилилось, грести становилось всё тяжелее, и капитан, чтобы не вымотать людей, отдал команду не спешить. И не спешили.
На привале капитан велел призвать к себе Имрына, но тот не пришёл, потому что, как сказали капитану, шаман беседует с предками и будет беседовать с ними всю ночь. Капитан послал к нему Синельникова. Синельников вернулся и сказал, что шаман лежит возле костра и не шевелится и не дышит. А ещё, сказал Синельников, его колют ножом, а из него кровь не идёт.
– Ну и чёрт с ним! – сказал капитан, лёг на другой бок и вскоре заснул.
Второй день был такой же, как и первый – грести было тяжело, а река и берега были пустые. То есть за весь тот день, как и за предыдущие, они никого не встретили, и даже никого издалека не видели. Только уже ближе к полудню по левую руку показалось небольшое стойбище, так называемый летник, а дальше по большой поляне, ближе к горам, паслось стадо оленей. Их было явно меньше полутысячи. Так же и воинов в тех шести чумах не могло быть много. К тому же это были не чукчи, а юкагиры, что ещё больше упрощало дело. Капитан велел всем пристать к берегу и выходить и строиться, и сам вышел вперёд. Рядом с ним встал Костюков и начал трубить «заряжай!», а Меркулов и Синельников, конечно, с ружьями, а с ними ещё с десяток юкагиров, пошли к стойбищу. Оттуда им навстречу вышли двое, старик и мальчишка. Синельников спросил, кто они такие, старик сказал, что он здешний тойон, его зовут Тимкуй, в стойбище сейчас одни дети и женщины, а все мужчины ушли на охоту. Синельников повёл старика к капитану. Мальчишка пошёл за ними следом.
Капитан встретил тойона приветливо, усадил рядом с собой, угостил табаком и спросил, проходили ли здесь какие-нибудь люди с большим стадом. Старик ответил, что да, проходили вчера, никого не тронули и ушли вон туда, в то ущелье. Кто это были такие, спросил капитан. Это были чукчи, ответил старик. А был ли с ними кто-нибудь похожий на меня, спросил капитан. Может, и был, сказал старик, но он не рассмотрел его, потому что тот человек лежал ничком на нартах и лица его не было видно.
– И подходить к нему было нельзя! – прибавил старик. – Говорили, он сильно больной. От такого заразишься и сразу умрёшь.
– А сам он говорил чего-нибудь? – спросил капитан.
– Говорил, но очень неразборчиво, – сказал старик. – Я даже думаю, что он говорил на каком-то непонятном мне наречии.
– А почему ты так думаешь?
Старик смутился и сказал, что он, наверное, зря им это сказал. На что капитан ответил, что не зря, и велел Синельникову, который переводил их разговор, дать старику ещё табака, три пачки, и трубку, и новый нож. Старик всё это получил, его отпустили, и он пошёл к себе обратно. А с ним пошёл Илэлэк опять с тем же десятком воинов, и потом капитан наблюдал, как Илэлэк ходил между пасущимися оленями, брал их за голову, задирал и смотрел, какие у них на ушах были выжжены знаки, не его ли. Потом Илэлэк вернулся, без оленей, очень злой, и ничего не стал рассказывать. Капитан спросил у него, что им теперь делать – продолжать ехать и дальше по реке или оставлять лодки и идти в то ущелье, которое им показал старый нойон.
– Я не знаю, – сказал Илэлэк. – Я не шаман. Я только одно знаю, что в том месте, которое нам сейчас показали, чукчи могут устроить засаду и перебить нас всех. А там, куда я вас веду, никакой засады нет.
Капитан задумался и ещё долго смотрел на то место, на которое показывал старик, а потом велел садиться в лодки. Не понравилось ему то ущелье! И тот старик не понравился! И ещё вспомнились рассказы про битву на реке Эгаче, когда убили Шестакова, потому что Шестаков спешил. А капитан спешить не будет! И они поплыли дальше. Плыли они целый день и никого не встречали, потом у них был ночной привал, потом они опять поплыли, плыли долго…
Глава 17
А потом капитан увидел по левому борту гору. Она была довольно высокая, её вершина была закрыта облаком. И это и была та самая Обром-гора, капитан её сразу узнал и оглянулся на Илэлэка. Но тот сидел в свой лодке и делал вид, что ничего особенного не случилось. Капитан опять стал смотреть на Обром-гору. Когда капитан ездил в Анадырск или возвращался оттуда, он всегда проезжал мимо Обром-горы, но никогда возле неё не останавливался. Нечего ему там было делать, никогда он не верил в царь-соболя! А вот сейчас, думал капитан, он наконец посмотрит это место. Гора понемногу приближалась, уже было отчётливо видно, что она довольно крутая и густо покрыта мелким лесом, а местами просто голокаменная. И ещё: гора отстояла от реки шагов на триста, между ними лежала пологая пустошь, покрытая мхом, а кое-где на ней даже росли кусты.
Когда войско подплыло ещё ближе, капитан встал в лодке и опять оглянулся на Илэлэка. Тот утвердительно кивнул. Капитан скомандовал причаливать.
Они причалили, вышли на берег, вытащили лодки и начали устраивать стойбище, рубить кусты и разжигать костры. Капитан время от времени поглядывал на гору, на облако, закрывающее её вершину, и думал, что это самая обычная гора, потому что по дороге на Анадырск встречаются горы и повыше, и покруче. А в этой что особенного? Что Шалауров говорит, будто здесь раньше жил царь-соболь? Так Шалаурова только послушай! Да и соболи в таких горах не водятся, не любит соболь голый стланик, ему подавай листвяк, а здесь листвяка нет совсем. Подумав так, капитан обернулся и увидел стоящего рядом с ним Илэлэка. Илэлэк тоже посмотрел на гору, на висящее на ней облако, и, улыбаясь, сказал, что облако – очень хороший знак. Почему так, спросил капитан. Да потому, продолжая улыбаться, сказал Илэлэк, что если бы вершина была голая, то снег, лежащий там, сильно искрился бы, и мы, поднимаясь наверх, там ослепли. А если бы висела туча, то это бы означало, что гора гневается на нас, и, если мы станем подниматься наверх, начнётся буря, и молнии поубивают нас.
– А если облако? – спросил капитан.
– А если облако, то это значит, – сказал Илэлэк, – что гора ещё не решила, что с нами делать, и, может быть, она ещё пощадит нас. Поэтому мы не должны торопиться. Зачем нам прямо сегодня спешить подниматься на гору? Мы можем это сделать и потом, а пока мы просто будем ублажать гору своими песнями и танцами. Мы – это мои воины, а твоим воинам лучше молчать, чтобы гора не знала, что к ней пришли чужие. Или делала вид, что не знает!
И Илэлэк улыбнулся. А капитан подумал и сказал:
– Непонятно мне всё это. Если человек может видеть, то он видит. А если не может, то не видит, и никакая гора ему в этом не поможет.
– Какой же ты смешной! – сказал Илэлэк. – Неужели ты веришь в то, что обычные человеческие глаза могут видеть на три, а то и на все десять дней пути вперёд? Но ведь те десять дней ещё не прошли, а ты уже сегодня хочешь увидеть то, куда ты к тому времени придёшь!
