Потом они плыли. На первой лодке, как обычно, плыл Имрын, на второй капитан, и так далее. А если ещё учесть то, что река стала совсем узкая, а лодок было почти что под тридцать, то растянулись они очень далеко. То есть, думал капитан, из такого построения в атаку быстро не ударишь.
Но, правда, и никакого неприятеля пока что не наблюдались. Берега были высокие, по обеим сторонам теснились крутые утёсы, а Серебряной горы всё не было и не было. А время приближалось к полудню! Капитан вставал на лавке и смотрел вперёд. Имрын оглядывался на него с передней лодки, улыбался, потом поворачивался обратно и тоже смотрел вперёд. Но не вставал! То есть, думал капитан, шаман хорошо знает реку.
Так оно потом и оказалось. После очередного поворота реки Имрын приказал своей лодке причаливать к правому берегу, и, поворотившись к капитану, показал, чтобы он шёл за ними. Капитан так и сделал, и все остальные за ним повторили. Лодки стали ударяться в берег, их подхватывали и вытаскивали на сухое. Вокруг, насколько можно было рассмотреть, были одни утёсы, чёрно-серые.
А ещё была тропа вдоль берега. Они стащили лодки в одну кучу, оставили при них с десяток юкагиров для охраны, а сами пошли по той тропе. То есть Имрын их так повёл. Шли под почти что отвесной горой. Шли довольно долго, потом эта гора отступила, они вышли на большую пустошь…
И увидели Серебряную гору! Теперь она, снизу доверху, светилась ярким серебряным светом, а на верху над ней был виден дым. Дыму было немного. Да и откуда ему много взяться, подумал капитан и усмехнулся, курит же всего один старик из одной трубки. Капитан прикрыл глаза ладонью, чтобы не слепило солнце, и стал опять смотреть на вершину горы. Она сверкала всё ярче. Значит, чукчей на ней ещё не было и адъюнкта ещё не привозили и не резали, подумал капитан, значит, нужно срочно подниматься наверх и устраивать там засаду, но это один отряд, это свои солдаты, а остальных разделить надвое и пустить вокруг горы с обеих сторон, пока не поздно! И капитан только уже хотел скомандовать…
Как гора вдруг резко потемнела, то есть теперь светилась только её заснеженная вершина, а остальные камни стали просто серыми, как и на других горах, соседних. Вот и всё, подумал капитан, Гришку зарезали, и перекрестился, колдовство закончилось. Но почему это зарезали? Может, ещё только положили резать, может, только приготовились… и заробели! Потому что нас учуяли! И капитан скомандовал:
– Первый батальон, за мной! Вперёд! – И побежал к горе.
За ним, было слышно, побежали, топали. Бежать было тяжело, капитан же был в кольчуге, с ружьём и при сабле. Но до горы было не так и далеко, да и сама гора казалась не такой уже высокой. Капитан бежал, отплёвывался, шапка наползала на глаза, он поправлял её.
Добежав до горы, капитан остановился и оглянулся. Сзади бежали его солдаты, все четверо. А больше никто не бежал. Всё остальное капитаново войско стояло плотно сбившейся толпой, а впереди их стоял на коленях Имрын и бил в бубен. Бубна слышно не было. Ну и чёрт с ними, подумал капитан, крикнул своим не отставать и первым полез на гору. Гора была как гора, каменная, крепкая. По горе вилась тропа. Капитан шёл по ней, торопился. Его догоняли его люди. Капитан снял шапку, на ходу утёрся, пошёл дальше. Тропы уже почти не было видно, капитан продирался сквозь стланик, спешил. Потом, понемногу, стланик кончился, теперь под ногами был снег. И, хоть ярко светило солнце, снег уже не горел серебром как вчера, а был обычным грязным летним снегом. Капитан остановился. Дальше идти не хотелось, потому что, думал капитан, зачем? Они же явно опоздали, Атч-ытагын их обогнал, зарезал дурака адъюнкта и ушёл, никого и ничего здесь уже нет!
И вдруг капитан почуял табачный дым. Табак был дрянной, шалауровский, старик только что его курил, дым не успел ещё развеяться, скорей! И капитан снова побежал! Ну, или быстро пошёл, так будет правильней, потому что капитан сильно устал. Его догнали солдаты. Они все тоже скользили в снегу, но поднимались на гору всё выше и выше. На горе кто-то кричал как будто бы, они бежали…
И, наконец, взбежали! Первым взбежал, конечно, капитан, осмотрелся и увидел, что кто-то лежит на снегу, а вокруг него столько кровищи, что как будто барана зарезали. Капитан кинулся туда, а тот человек лежал ничком, капитан отбросил ружьё, наклонился к лежащему, перевернул его…
И отшатнулся! Это был никакой не адъюнкт, а это был старый чукча, в одной руке он держал трубку, а вторая была скрючена от холода. И всё его лицо было в снегу, глаза неживые, остекленевшие, рот приоткрыт, перекошен…
Но капитан его узнал! Это был старый Харгитит, Атч-ытагынов шаман. А, тотчас же подумал капитан, давно он не видел Харгитита, говорили, он крепко хворает, а вот он и дохворался! Капитан распрямился, осмотрелся. Его люди расступились. Капитан увидел вкопанное в снег бревно с рисунками. Бревно было расколото, порублено, вокруг него валялись щепы.
– Нехорошее бревно, – сказал Синельников. – Беду приносит.
Капитан посмотрел на Синельникова. Тот стоял с двумя ружьями – своим и капитановым. Капитан забрал своё ружьё и осмотрелся. Внизу, неподалёку от горы, были видны стоящие толпой казаки, юкагиры. Но они были видны не очень отчётливо, потому что с неба пошёл снег. Снег шёл густой, хлопьями, и вскоре внизу совсем ничего не стало видно. Капитан посмотрел вверх. Верха тоже видно не было, был только один снег. А после там ещё вдруг каркнул ворон. И ещё раз! И захлопал крыльями! А самого его видно не было. Потому что это же атч-ытагынов ворон, сразу понял капитан и крикнул:
– Пыжиков, стреляй!
Пыжиков, почти не целясь, стрельнул! Да и куда там тогда было целиться?! Ворона же видно не было, и он опять громко захлопал крыльями.
– Пли! – крикнул капитан, и стрельнул первым. – Пли! Пли!
И Синельников, Костюков и Меркулов тоже по разу стрельнули. А теперь все стояли и прислушивались. Было тихо, падал снег.
– Вот так! – злобно воскликнул капитан. – Сдохла птичка! Застрелили мы её! А теперь за мной! Левое плечо вперёд!
И, развернувшись, быстрым шагом пошёл вниз. Солдаты пошли за ним. Все молчали. Снег сыпал всё меньше и меньше, а после совсем перестал. Теперь всё вокруг было видно хорошо, разборчиво, то есть была видна река, а перед ней пустошь, белая от снега, а на пустоши стояло, выстроившись, наше войско: впереди юкагиры с луками и с копьями, а наши с ружьями стояли во втором ряду, то есть всё было сделано правильно, по уставу. Вот только против кого они так построились, видно пока что не было. Только было видно, как Шалауров, стоявший перед нашим войском, то и дело поглядывал куда-то вбок, за гору. Да кто ещё там может быть, в сердцах подумал капитан, чукчи конечно же, и чертыхнулся.
И почти сразу увидел, что он угадал. То есть они тогда как раз сошли с горы и почти сразу увидели чукчей, сотни примерно две, не больше. Они тоже были, как и юкагиры, с луками и копьями. Перед чукчами валом лежали нарты, с три десятка или даже больше. Вагенбург, подумал капитан и велел своим остановиться, перезарядить ружья и примкнуть штыки, а после опять скомандовал прибавить шагу. Ярко светило солнце, снег быстро таял.