А за вторым шёл Кэт-Аймак, и он был в илэлэковом панцире. Вот оно что, подумал капитан и медленно перекрестился.
Чукчи прошли ещё вперёд, остановились, переговорщик повернулся к Горе и прокричал что-то по-чукочьи. Капитан даже не шелохнулся. Тогда переговорщик прокричал по-нашему:
– Эй, Большой Каптана! Ты ещё живой или тебя уже убили? Почему ты не выходишь к нам? Ты что, боишься нас?
Эх, подумал капитан, нехорошо как получается, ну да что поделать, и опять не отозвался. Кэт-Аймак прищурился и стал смотреть на Гору. Хочет высмотреть, дальше подумал капитан, ну так давай, высматривай! Кэт-Аймак сердито мотнул головой, отвернулся. Значит, ничего не высмотрел, и это очень хорошо, ещё подумал капитан и заулыбался радостно.
А Кэт-Аймак тем временем повернулся к своему человеку, сделал ему знак, тот поднял мешок, тряхнул его – и на землю вывалились две окровавленные головы, Имрынова и Илэлэкова. Капитан невольно вздрогнул, а Кэт-Аймак, усмехаясь, продолжил:
– Наш хозяин, великий тойон Атч-ытагын, дарит тебе эти головы для того, чтобы ты не забывал, что бывает с теми, кто его разгневает. А он уже очень недоволен тобой! Поэтому чем скорее ты вернёшь ему украденного у него раба, тем раньше он простит тебя. Слышишь ты меня, Большой Каптана?
Капитан молчал.
– Если молчишь, значит, слышишь, – сказал Кэт-Аймак. – А если слышишь, тогда слушай дальше. Так вот! Мой хозяин велел мне передать тебе ещё вот что: если ты отдашь нам этого человека, то тебе и твоим людям будет позволено спуститься с этой горы, сесть в свои лодки и уехать к себе домой. При этом мой хозяин и пальцем не шевельнёт ради того, чтобы причинить вам хоть самую малую обиду. Согласен на это? Или тебе что-то не нравится? Тогда скажи! А если тебе нечего мне возразить, тогда молчи.
Чёрт бы тебя подрал, скотина, в сердцах подумал капитан, но опять ничего не ответил. А что, подумал капитан, только подай голос, сразу стрелу получишь, у них это запросто. А Кэт-Аймак опять заговорил:
– Мне очень противно иметь дело с таким лживым и коварным человеком, как ты. Будь на то моя воля, я бы схватил тебя и всех твоих воинов и перебил вас всех до последнего, но вы спрятались на священной горе, и с вами наш лучший шаман Харгитит, которого вы обманом превратили в своего раба. Но это не беда! Сегодня я ничего не смогу с тобой сделать, но завтра сюда придёт наш великий тойон, непобедимый воин Атч-ытагын, и он не побоится вашего колдовства, а поднимется на гору и, если ты опять будешь упрямиться, то он отрубит тебе голову. Ха! – громко продолжил Кэт-Аймак. – Мне будет очень интересно смотреть на твою голову рядом с двумя этими головами. Поэтому вели не убирать их, путь лежат до завтра, а завтра вас всех вместе уберут!
Сказав это, Кэт-Аймак развернулся и пошёл обратно, к реке. И его люди пошли вслед за ним. Капитан смотрел вслед чукчам и молчал. Потом снял шапку, осторожно высунул ей из ветвей, начал считать и досчитал всего до трёх, как зашуршали стрелы и застучали рядом, по камням. А по шапке не попала ни одна. Хороший знак, подумал капитан, так можно будет долго продержаться, но не спешил вставать, а подождал, пока переговорщики зайдут за скалы, и уже только тогда, хоронясь, встал и пошёл вдоль линии к тропе.
Возле тропы стояли Шалауров и Ефимов. Шалауров сразу же сказал:
– Свезло нам, Василий Юрьевич! Чукчи на гору лезть робеют! И перед Григорием робеют тоже. Кто бы мог подумать!
– Перед ними только уши распусти, они тебе наговорят! – сказал Ефимов. – Вон как по шапке стрельнули!
– И не попали, – сказал капитан.
– Чукчи стрелки неважные, это давно известно, – сказал Шалауров. – А вот зато что почему они сюда не лезут, так ведь место здесь и в самом деле чёртово. Так прямо и пышет чертями! Не зря здесь у них мольбище. Да и Синельников уже оттуда прибегал и говорил, что они до верху не дошли, вернулись.
– Как это вдруг вернулись?! – сердито удивился капитан.
– А вот так! – ответил Шалауров. – Я же говорю, что место чёртово, вот люди и мудрят, Григорий буйствует. Орёт, пеной плюётся, синеет. Как бы совсем не преставился. Кем тогда будем чукчей пугать?!
Капитан задумался, потом повернулся к Ефимову, сказал, если снизу полезут, чтобы его люди сразу же стреляли, не жалели пуль, а Шалаурову велел идти вести его к Григорию, показывать. И они вдвоём пошли вверх по тропке. Тропка была кривая, узкая. Сперва капитан на это злился, а потом подумал, что чем круче тропка, тем легче её оборонять. И сразу шаг прибавился!
Так, быстрым шагом, они шли, пока стланик не кончился, и начались одни камни и кое-где мох. Потом, ещё шагов через полсотни, Шалауров сказал, что нужно поворачивать, потому что солдаты тут остановились. Капитан пошёл за Шалауровым. Так они прошли уже совсем немного, потом Шалауров повернул ещё раз, наклонился над чёрным проёмом, громко спросил:
– Гостей принимаете?
И, не дожидаясь ответа, полез вниз. За ним сразу полез капитан. Вначале капитану показалось, что там совсем ничего не видно, но потом его глаза привыкли к темноте, и он увидел сидящих на камнях Синельникова, Меркулова, Костюкова и Пыжикова. И там же лежал адъюнкт, лицо у него было мокрое от пота, глаза настороженные, дикие. Капитан хотел его окликнуть, но сдержался, повернулся к Синельникову и спросил, почему караул не выставлен.
– Не с руки было, – сказал Синельников.
– Так! – очень сердито сказал капитан. – Мы в походе или где? Вы тут сидите, в ус не дуете, а внизу людям головы рубят!
– Как это? – спросил Синельников.
– Вот так! – ответил капитан и показал рукой, как рубят. И прибавил: – Отошли они пока что. Обещали прийти завтра. Но это пока не ваше дело. Ваше дело его охранять. И вам про него что было велено? Выйти с ним на самый верх, на мольбище, и там стоять. А вы что?
Синельников помолчал, осмотрелся и, кивая на адъюнкта, ответил:
– А он туда не хочет, ваше благородие. Орёт!
– По-нашему орёт? По-ихнему?
– По-ихнему. Грозится. А здесь тихий как трава.
– А что мольбище? Как там? Старый шаман на месте?
– Не рассмотрели, – ответил Синельников. – Этот вырывался очень сильно.
Эх, подумал капитан, не к добру это, очень не к добру, а вслух сказал:
– Ладно! Тогда так. Никита Павлович, ты здесь за старшего, доложи им обстановку, а я сейчас вернусь! И никому за мной не соваться!
И полез вон из пещеры. Вылез, пошёл дальше вверх. Шёл, думал: дурь какая, командир должен что, печься о своих подчинённых, пестовать их, нахваливать, чтобы не робели, а он что?! Шёл дальше, ружьё било по хребту, сабля сбоку путалась, ноги скользили, потому что камни уже кончились, был только снег, а капитан шёл, думал: умные солдат в атаку водят, а дураки одни лезут вперёд! И всё равно лез, и лез дальше, лез!
И вылез на самый верх, остановился, осмотрелся. И в самом деле, никого там не было, никакой Харгитит не лежал с располосованным брюхом, без кишок, и лужи крови нигде не было. А вот бревно с рисунками осталось на месте. Вокруг бревна были видны следы, и их было совсем немного. Так куда девался Харгитит, подумалось.
