Кисель замолчал. Капитан подумал и ответил:
– Ладно. До Успенья стройте дупель-шлюпки, а там будет видно.
Но видно ещё долго не было. Как Кисель и говорил, Лаптев в том году так и не появился в Нижнеколымске. И в следующем году тоже, и в позаследующем. Так что, забегая вперёд, скажем, что господин лейтенант Лаптев явился к ним уже только при другой государыне, при Анне Леопольдовне, то бишь через два лета на третье, и казармы ему пригодились, потому что пройти дальше Баранова камня господин Лаптев не смог и перезимовал при маяке, а весной пошёл сухим путём на Анадырск, а потом обратно на Иркутск и в Петербург, с отчётом.
Но это случится нескоро, а только в 1742-м году, уже при третьей государыне, Елисавете Петровне, и к нашему рассказу имеет малое касательство. Нас же более касалось вот что: дня через два после того, как капитан сговорился с Игнатом, и город стоял почти пустой, как это обычно бывает в путину, капитан сидел за столом и читал настольный календарь, как вдруг вошёл Шалауров. Под мышкой он держал что-то, завёрнутое в холстину. Сказал, что эту вещицу его люди нашли ещё на Малом Анюе, на привале, у берега, когда они обратно от Серебряной горы возвращались. Сказал – и положил тряпицу на стол, развернул её…
И капитан увидел большое серебряное блюдо – гнутое, местами сильно почерневшее, и ещё на нём были рисунки. Капитану стало жарко.
– Узнаёте, ваше благородие? – заговорщицким тоном спросил Шалауров.
Ну, ещё бы, подумал капитан, это ведь те самые рисунки с брёвен, на которых пытали адъюнкта. Капитан смотрел то на них, то на Шалаурова, и молчал. Шалауров подождал немного и сказал:
– Мне теперь одни и те же сны снятся.
Капитан ещё раз посмотрел на блюдо. В нём, как в воде, отражался костёр, на костре стояла здоровенная сковорода, а по ту сторону костра сидел остроголовый старик и пристально смотрел на капитана. Капитан не выдержал, резко поднялся, толкнул блюдо, то упало на пол, Шалауров подхватил его и снова поставил на стол. Теперь блюдо ничего не отражало. Шалауров негромко спросил:
– Не хотите, ваше благородие?
– Нет, не хочу, – ответил капитан.
– А вот и зря! – усмехаясь, сказал Шалауров. – У меня таких тарелок скоро знаете сколько будет?!
Капитан молчал. Шалауров забрал блюдо, поклонился и ушёл. И в тот же день, как сказали, куда-то уехал.
И больше его никто там не видел. Только уже после, лет, может, через пятьдесят, наверное, далеко за Барановым камнем, на Шелагском мысу, нашли обломки корабля да кое-какие вещицы, барахлишко всякое, да почерневшее серебряное блюдо, вот и всё.
А что Серебряная гора, или, правильней, Пильгурти-нейка? Так её до сих пор не нашли, потому что как её найдёшь, если она сегодня здесь, а в другой раз в совсем другом месте?
