И вот таких, смертоносных сопляков и готовил Милберн. И, конечно же, некий процент таких деток становятся безумно дорогими наемными убийцами. Почему? Да потому что мало кто заподозрит, если честно, то никто не заподозрит, в ребенке киллера. Из-за чего такие «детки» всегда исполняют заказ. Правда, часто это — штучный товар, то есть такие дети гибнут сразу после исполнения цели.
На миг я даже возгордился, враги клана не пожалели денег на найм такого «ребенка». И тут же, глядя на мальчишку из-под полуприкрытых век, мне стало его жаль, очень жаль. Совет Рас уже пытался прикрыть подобную практику с детьми, но ничего не выходило. Даже зная, что такие «дети» не доживают и до шестнадцати, они все равно продолжали существовать. Слишком уж выгодно всем в мире иметь такой ресурс, и мораль идет лесом, как несущественный бубнешь оторванных от реальности романтиков.
Будь мой убийца взрослым, я бы преподнес ему сюрприз, а так… рука сама разжалась, выпуская пульт вызова охраны.
Не могу сказать, что был готов к смерти, но…
Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не того, что сделает мальчишка.
— Так вот ты какой, северный олень! — громким шепотом провозгласил ребенок.
Это было смешно. У меня даже губы дрогнули, но я понадеялся, что со своего места паренек этого не заметит.
Он сдернул простыню и принялся рассматривать мои раны. Едва не дернулся, от удивления его поступком. Зачем?!
Повисла тишина. Мальчишка просто стоял и смотрел. Даже сделал глоток из бутылки. Я продолжал изображать спящего, пока внутри не шевельнулся сонный Лочан. Зверь, это он узнал ее, не я.
Глаза распахнулись сами собой. Я не мог поверить ощущениям волка. Просто, не мог. Но… да, это была она. Она и походила на себя прежнюю, и была новой. Я будто знакомился с ней заново.
— Да-а-а, — протянула она, и откусила от батончика. — Как все запущенно!
Ее лицо… Ее взгляд… Даже поза, совершенно все кричало о том, что передо мной не маленькая Ребекка Стратон, а кто-то иной, более взрослый. И не просто «взрослый», а эмоционально целостный, умный, циничный и… опасный. Да, она была опасна. Знала это, отсюда и уверенность в себе, и наглость.
Она посмотрела на меня. И я все понял. Я, просто, на миг представил, чего бы хотел, что бы сделал, с тем из-за кого погиб Робин. Да, я бы тоже пришел, несмотря ни на что.
Я даже открыл рот, чтобы что-то сказать. Не нашел слов. Что я могу сказать той, кто прошел через кошмар и превратился вот в это? «Прости»? Смешно…
Я смотрел. И она смотрела, но в ее глазах не было ярости, скорее некоторое удивление. А чего она ждала? Что я начну умолять? Не имею права.
Впрочем, кое о чем я попрошу:
— Пить, — да, горло пересохло до рези.
Попросил, чтобы просто проверить свои выводы. Лочан был убежден, что Бек пришла сюда не за нашей жизнью. Он был спокоен, и даже рад.
И волк оказался прав, потому что девочка тут же бросилась подавать мне воду. Она не усмехнулась зло, не отказала, а просто сделала. Причем, что особенно поразило, действовала уверенно и аккуратно, явно не желая причинить вреда. Ее ни смущал мой вид, как других. Ее не беспокоили приборы и провода с датчиками. Сомневаюсь, что любой другой ребенок так уверенно стянул бы с меня маску. Для этого нужна уверенность взрослого, да и знания. Так мог бы действовать только медик.
Тошнота не вовремя подкатила к горлу, и я едва не подавился, но Бэкки, будто заметив это, тут же подцепила трубочку пальцем и отняла стакан.
Она попыталась вернуть мне маску на лицо, так же уверенно, как и сняла ее, но я воспротивился. Мне хотелось поговорить. Бэкки же резко наклонилась ко мне…
Луна! У нее был женский запах… Вот так, когда она оказалась близко, я понял почему не узнал ее сразу. От нее больше не пахло ребенком. Совсем. Теперь ко мне склонилась девушка, молодая женщина, которая, пока еще, была в детском теле. И ее запах был поразительно сладким, просто удивительным. Глубоким, и при этом, нежным. Неописуемым словами, таких слов просто не придумали.
Никогда еще не обонял ничего даже схожего…
Глава 8
Вальтер. Ч. 2
Удивительный момент разбился о цинизм правды жизни. Девочка чуть приподнялась и заглянула мне в глаза. На сотую долю мгновения реальность исказилась и размазалась, как на фото с акцентом на первом плане.
Я четко видел лишь ее, ни палаты, ни стен. Ничего кроме нее.
— Да тут кроме кислорода, еще и снотворное, да?
Меня изнутри обдало холодом. Да, вот оно, то, чего быть не может. Ребенок может усмехнуться, может прищуриться, может ругаться, но всегда, совершенно всегда, это смотрится как карикатура на взрослого, как повторение чего-то непонятного. Детское лицо просто не может изобразить издевку взрослого, цинизм, ярость, ненависть, лишь что-то похожее, но не настоящее. Детские мышцы лица просто не знают, в каком положении застыть, чтобы передать то, что показывают взрослые лица. Для этого нужен опыт, знания не самых простых эмоций. Человек живет, испытывает душевную боль, разочарование — и, со временем, приобретает это умение — выражать лицом.
Но вот, Бек… она усмехнулась совершенно по-взрослому. Ее большие глаза словно покрылись инеем. И уголок губ вверх. Так дети не могут, потому что не знают жизни настолько, чтобы так озлобиться. И на миг… не знаю, как это описать… словно почти исчезло ее лицо, а показалось другое — взрослое, с большими, чуть раскосыми, ярко-голубыми, почти синими глазами. Совершенно другими, даже, наверное, не человеческими.
Кажется, мозг окончательно устал от жизни, и я вижу морок. Схожу с ума.
Прикрыл глаза, а когда открыл, рядом стояла Бэкки. Новая Стратон подняла ладони, как бы показывая, что сдается. Только что-то подсказывает, показывает она, что безоружна, а не капитулирует. Жест один, а смысл очень и очень разный.
— Эй-эй! Я тут… э-э… буквально на несколько минут. Вы не против? Понимаете, меня ищут, — девочка опустила глаза и замялась, как было всегда, когда малышка сделала очередную пакость и хотела, чтобы я прикрыл ее от отца. — А у вас искать точно не будут… вот и… можно я тут посижу?
И она посмотрела на меня, но без страха, скорее с ожиданием.
«Вас»?! Она обратилась ко мне, как… как к незнакомцу. Не хотелось верить, но она вела себя так, словно мы незнакомы.
И только сейчас я вспомнил заключение мозгоправа о «травматической амнезии». Читая, я не обратил внимания на это, меня больше заботили слова хирурга и лечащего врача. Луна! Насколько же ужасно произошедшее, раз даже пластичная детская психика сломалась? Да, учитывая бунт ее волчицы, я предполагал, что все плохо, но надеялся, что не настолько.
Мне хотелось рассказать ей, что я — ее семья, что все будет хорошо, но поймав настороженный взгляд промолчал. Я, просто, не знал, что и как сказать. Так вот почему малышка еще не попыталась порвать меня! Она, просто, не помнит, что я допустил. Не знает, что я виновен в ее боли, в гибели ее семьи.
