– Это хорошая история. – Александра замедлила шаг, глядя на темные ветви, отягощенные цветами, которые просовывались через ограду. Багровое солнце почти коснулось розового моря – теперь оно напоминало разваренную ягоду клубники, всплывшую в пене кипящего варенья. Горизонт наливался тьмой. Она подумала об Анне – об убитой юной пианистке, которую все забыли, от которой остался только силуэт на посредственной картине. Светлые завитки волос на затылке, тонкая смуглая шея, белое платье в синих цветах… И полуразрушенное безголосое пианино, которое сейчас, должно быть, ожидало своей очереди на погрузку там, внизу, в порту, где еще можно было различить стальные громады грузовых кранов.
– Грустная история, – повторил Павел. Его голос изменился, стал ниже и тише. Александра давно заметила, что голоса при наступлении сумерек меняются. – История о жизни, которая так и не началась. Ведь многие люди так и умирают, не начав жить. И дело тут не в возрасте.
И, тряхнув головой, с натужной веселостью добавил:
– Давайте поторопимся, или рыбу нам зажарят только ночью!
Глава 5
Стемнело мгновенно, и террасы садов Бахаи, вид на которые открывался из панорамных окон ресторана, превратились в море чернильного мрака, усыпанного огнями. Храм был освещен и, казалось, парил без фундамента, ни на что не опираясь. Хайфа лежала на склонах горы Кармель ручьями и озерами огней. Внизу огни внезапно обрывались – там дремало море.
Им подали жареного морского окуня, горячие лепешки с кунжутом, хумус, салаты, острые приправы – разноцветные кашицы в мисочках, куда Александра с азартом обмакивала куски лепешек. Павел пил пиво, Александра попросила сок. Непонятная тревога, то и дело подступавшая к сердцу в последние сутки, улеглась. Ей было почти хорошо в компании с этим полузнакомым человеком. Павел вспоминал о своей московской карьере, расспрашивал о том, как обстоят дела на рынке антиквариата.
– Я каждый день думаю вернуться. – Он вертел в пальцах пустой бокал, на внутренних стенках которого застыла пивная пена. – Думаю… И прекрасно понимаю, что не вернусь. Мне нечего делать здесь и нечего делать там. Я ничего из себя не представлял, а теперь стал совсем никем. Только не говорите мне, что никогда не поздно начать все заново! Это не про меня. Таков уж я – ничего у меня не получается. Знаете, что мне недавно один умный человек сказал? «Бог, – говорит, – не будет для тебя создавать мир заново. Учись жить здесь!»
Александра ничего подобного и не собиралась говорить. Она украдкой нажимала под столом на кнопку подсветки мобильного телефона, следя за временем. Ужин был съеден, пауза перед кофе затянулась. Говорить с Павлом о жизни ей совсем не хотелось. Она боялась, что ее собеседник замечает, насколько он ей безразличен, и старалась хотя бы сочувственно улыбаться в ответ на его излияния. Ее не покидала мысль, что она прекрасно провела бы этот вечер в полном одиночестве, бродя по незнакомому приморскому городу, среди тьмы и огней, уличных кафе и цветущих розовых кустов…
– У меня во входящих письмах – сплошной спам, реклама… – продолжал Павел, растирая ладонями измятое покрасневшее лицо. Он опьянел сразу и некрасиво, размяк и был полон жалости к самому себе. Александра считала минуты, чтобы сообщить, что ей пора возвращаться в отель. – И вдруг письмо от Марины! Что я себе вообразил? Не понимаю. Показалось, что вот оно, снова начинается жизнь, есть выход из тупика… На самом деле… на самом деле я не такой дурак, чтобы себя обманывать. Я просто был нужен, вот и все. Теперь она снова забудет обо мне на десять лет.
– Я вам очень благодарна за все, что вы для меня сделали, – решилась, наконец, произнести Александра. – Я бы не справилась одна так быстро!
– Да не стоит благодарности, – вяло ответил Павел. Его голубые глаза помутнели. – Вы уже купили билет?
– Как раз собиралась забронировать. Мне пора вернуться в отель…
Против ее ожидания, Павел не стал ее удерживать. Он заявил, что кофе они выпьют в другом месте, подозвал официанта, веселого арабского парня в черном фартуке до пола, расплатился и вместе с Александрой вышел на улицу.
Ночь была неожиданно теплой. Взглянув на небо, Александра не увидела звезд – их скрыли тучи. Асфальт был сухим, но воздух пах дождем. Вокруг фонарей роились большие ночные бабочки. Павел с усмешкой кивнул на них:
– Не боитесь?
– Бабочек? – улыбнулась в ответ Александра.
– Если бы. Это летучие мыши. Диана боялась их до ужаса. Она тоже долго принимала их за бабочек… Значит, вы завтра улетаете? – неожиданно сменил он тему. – Утром?
– Хотелось бы утром. Дела в Москве…
– Без проблем, самолетов много… Давайте заедем ко мне на квартиру, хочу кое-что передать Марине. Не возражаете?
– Что вы, я охотно…
Александра недоговорила – она почувствовала, что спутник совсем ее не слушает. Павел казался поглощенным своими мыслями, совсем невеселыми, – он шел рядом, слегка шаркая подошвами, повесив голову, и едва не миновал свой белый «фольксваген».
По вечерним пробкам машина двигалась еле-еле. От усталости у Александры слезились глаза, она молча ругала себя за неумение сказать «нет» в нужную минуту. «К тому же Павел выпил… Хватило ума сесть с ним в машину. Взяла бы такси, их было несколько у Променада Луи. Сейчас была бы в отеле. Горячий душ. Чай. Заказать билет. Завтра – Москва! Нет, я тащусь в трущобу с человеком, который мне совсем не интересен…»
– Не терпится вернуться в Москву? – осведомился Павел, застряв в очередной пробке.
– Честно говоря, мне всегда не терпится вернуться в Москву, – призналась Александра. – Я без нее – как улитка без раковины.
– Верно… Верно… – пробормотал Павел, кивая алым огням, заливающим впереди запруженную машинами улицу. – Я вот уже десять лет – улитка без раковины. Некуда спрятаться. Любая ворона заклюет. Вот если бы вы задержались в Израиле еще на пару дней, я бы вас по таким местам прокатил! Пианино все равно будет ехать неделю с лишним.
– Невозможно, – сухо ответила Александра. Она смотрела в окно, пытаясь отвлечься созерцанием уличных сценок.
Портовый город жил ночной жизнью, полнокровной, яркой, живописной. Казалось, все жители Хайфы дожидались темноты, чтобы выйти на улицы и от души поесть. Ели на каждом шагу – вдоль тротуаров тянулись бесконечные ряды крошечных закусочных, где торговали фалафелем, шаурмой, пиццей, мороженым. На тротуарах теснились пластиковые столы, заваленные промасленными бумажками и смятыми одноразовыми стаканами. Дети вились возле столиков, почти под колесами машин, но родители, поглощенные ужином и беседой, едва обращали на них внимание. Мелькали невероятные женские наряды: пестрые балахоны и яркие тюрбаны; заношенные платья из бабушкиного сундука и растоптанные кроссовки; мини-юбки, усеянные блестящими пайетками и вызывающие топы без бретелек – причем такой наряд мог украшать почтенную даму лет шестидесяти, мирно поедающую свой кебаб в окружении галдящих внуков.
