– Я ведь тебя учила, Примус, – кряхтела бывшая наставница королевских братьев. – Что брать чужое нехорошо.
Очередная пощечина, новый болезненный вскрик и алый всплеск.
– Десять лет, няня. Десять лет страданий – может уже пора их прекратить? Скажи мне, где Меч Короля.
Няня подняла голову и в её помутненном взоре на миг отобразился лучик разума.
– Отдать тебе регалию королевской семьи? Тебе?! Братоубийца!
Примус замахнулся, но так и не сделал третьего удара. Лишь безвольно опустил руку.
– Хавер был слаб.
– А ты так силен, что приковал меня к стене? – няня плюнула в бывшего подопечного. – А твоя дочь, Примус, она знает чья она на самом деле? Она знает, что стало с её родителями и братом?!
Примус дернулся в сторону.
– Старая ведьма, – прошипел он и, развернувшись, пошел прочь из темницы. – Увидимся через год, няня.
Он уже почти вышел, как ему в спину донеслось.
– Через год, через два или три, но ты чувствуешь, Примус. Чувствуешь, да? Как утекает твое время.
– О чем ты? – обернулся Примус.
Няня лишь опять сухо рассмеялась. Даже бывалые солдаты вздрогнули от этого смеха. Настолько он был похож на ведьминский кашель, которым сопровождались страшные сказки, рассказанные им в детстве.
– Не ври мне, Примус. Я мало что уже вижу, спасибо твоим палачам, но потеряв зрение, я приобрела нечто другое. И я уверена, ты теперь редко спишь и часто просыпаешься. Ты ведь слышишь его шаги, да? Слышишь как звенит его броня. Слышишь, скрежет меча, вытаскиваемого из ножен. Чувствуешь, как дрожит земля под твоими ноги от его поступи.
– Замолчи, старуха.
– Хаджар идет, – и беззубая улыбка обезобразила и без того изуродованное лицо. – Законный Король идет за тобой, Примус. Его меч – река. Его сила – небо. Его ярость – сожжет твою душу.
– Хаджар мертв, – прорычал Примус. – А даже если и жив, то прячется в какой-нибудь норе и ждет, пока смерть его заберет. Уродец и калека, да что он может?!
Няня лишь улыбнулась еще шире.
– Ты сейчас пытаешься убедить в этом меня или… себя?
Примус постоял немного и, под хохот ведьмы, развернулся и вышел вон. Он с силой захлопнул дверь, оставляя женщину в полном мраке и одиночестве.
– Хаджар идет! – приглушенно донеслось из каземата.
– А я ведь тебя предупреждал, – у стены стоял Наместник. Все такой же холодный и надменный, он продолжал разглядывать ногти. – Убил бы мальчишку, ничего бы не произошло.
Примус прикрыл глаза, потом резко выхватил меч и сделал всего два взмаха. После каждого в воздухе оставалась едва заметная черная дымка. А за его спиной, роняя факелы, упали четыре рассеченных тела. Их не спасла даже артефактная броня, выкованная специально по заказу Короля.
– А этих-то зачем? – удивился Наместник.
– Однажды они предали бы меня, – Примус одним взмахом очистил меч от крови.
Они видели его слабость, они услышали про принца – они бы предали его.
– Может пора забыть о Мече Короля, Примус? Это простая легенда вашей деревушки. Если бы подобный артефакт существовал, то им наверняка владел бы Хавер. И будь он у него, вряд ли бы его постиг такой… итог.
– Это не легенда, – Король приправил перевязь с мечом и пригладил волосы. – Я помню, как на смертном одре прадед передал няне свиток. Свиток с картой – я успел краем глаза заметить его уголок.
– Эта карта могла вести куда угодно, – засмеялся Наместник.
Примус, проигнорировав имперского пса, выдернул из руки мертвеца факел и отправился к лестницам.
– Лучше бы ты обеспокоился о Императорской доле руды! В прошлый раз было двести килограмм недосдачи.
Король лишь выругался. Он побрел по длинным, пустым дворцовым коридорам. Одним из первых его указов было выгнать из Королевской резиденции всех мелких дворян, которые жили здесь по воле Хавера. И без десятков тысяч этих бесполезных прожигателей жизни, во дворце было удивительно пусто.
Больше не чирикали перья по пергаментам в заброшенных аудиториях. На плацу Мастер, доселе обучавший тысячи учеников, теперь целыми днями в одиночку бился с деревянными куклами.
Лишь изредка можно было увидеть бледных, испуганных служанок. Они трепетали перед королем, боясь даже подумат, чтобы попасть в его немилость.
– Надо согнать еще больше рабов, – прошептал Примус.
Руднику требовалось больше силы, но работа там была очень тяжелой. Народ умирал со страшной скоростью. Рабов постоянно не хватало, а в южной провинции уже сложно было найти тех, на ком бы не стояло клейма и кто бы не задыхался в подземных шахтах.
Примус сам не заметил, как он оказался на берегу озера. Сад во дворце занимал настолько большую площадь, что здесь действительно находилось целое озеро. Вдалеке виднелась гора, на которой раньше стоял замок Хавера. Тот его почти никогда не посещал, а сейчас руины постоянно охранял отряд солдат.
Примус стоял над надгробием.
Безымянным, одиноким, но поставленным в довольно живописном месте.
– Я пощадил твоего сына, – тяжелым голосом говорил Примус. – В память о тебе, я пощадил его – а теперь не могу спать. Представляешь, брат, надзиратель его продал. Продал! Ну ничего, теперь золота ему хватит на всю жизнь.
Примус вспомнил стоявший в тронном зале золотой монумент. Мало кто знал, что скульптор работал не просто “по натуре” – а заливал раскаленный метал прямо в живого человека.
– Сегодня хороший день, брат, – Примус подставил лицо ветру. – Помнишь, в такие дни, в детстве, мы с тобой обычно сбегали в город, чтобы поиграть с местными мальчишками. И никогда не проигрывали.
На спокойном озере плыли два лебедя. Величественные, красивые и абсолютно безучастные.
– Ты скучаешь по тем временам, брат? – Примус, смотря вдаль, старел буквально на глазах. Как если бы ему на плечи опускалась вся тяжесть прожитых им веков. – Я – да. Но почему же ты молчишь, брат? Ответь мне.
– Папа! – внезапно прокричали за спиной.
Примус обернулся.
К нему, по лугу, бежала девушка невиданной красоты.
Её кожа белее снега, её длинные золотые волосы едва не касались земли.
Ростом она была такого, какой угодил бы любому мужчине. Её грудь даже спрятанная в закрытом платье, манила упругостью и будоражила фантазии. Длинные ноги лишь добавляли штрихи в возникавшие в головах мужей картины.
Тонкую талию можно было обхватить двумя ладонями, почти сомкнув пальцы на спине.
– Элейн, – улыбнулся Примус и будто бы сразу помолодел.
Он обнял существо, ставшее для него светом в бесконечном омуте мрака.