Никто и никогда не смел даже обратить взор к Наместнику, не то чтобы встать у него на пути. Уже само это было неслыханной дерзостью. Но то, что произнес Хаджар… Даже мысль о том, что кто-то может оскорбить Лирия, внушала ужас людям абсолютно непричастным к происшествию.
– Как смеешь ты… – закричал было Примус, но его прервал звонкий и заливистый смех Наместника.
Лирий хохотал, запрокинув голову и держась за живот, в то время как его воины держались за оружие. Хаджар же стоял прямо. Он выглядел готовым к бою. Как, впрочем, и всегда.
Примус был лишь оружием в руках империи. Оружием, которые он, однажды, сломает. Но тот, кто отдал приказ, кто разрушил его семью, им воистину был Наместник.
– Не стоит, мой старый друг, – утирал Лирий выступившие от смеха слезы. – я бы, признаться, разочаровался, проглоти великий генерал мое оскорбление. Все же, от человека, который смог одолеть Патриарха Черных Врат, я не ожидал меньшего.
Несмотря на лестные слова, из уст Наместника сочился яд. Каждый из присутствующих слышал в его речах откровенную насмешку и издевательство. Намного более явные, чем прежде позволял себе Примус.
Лирий ходил вокруг Хаджара, рассматривая его ка дешевую лошадь или пса.
– И как, при таком телосложении, вы добились подобной славы мечника, – смеялся имперец. – может за вас сражались другие или вы достаточно богаты, чтобы платить бардам.
Нет для мечника большего оскорбления, чем когда его обвиняют в ложном бахвальстве.
– Вы говорите это, потому что пришли безоружным, Наместник? – от тона Хаджара некоторые, особо слабовольные граждане бледнели.
Им казалось, что звучит вовсе не человеческая речь, а звериный рык.
Лирий же действительно пришел без оружия и кодекс не позволял Хаджару немедленно вызвать его на дуэль. Более того, сделать этого ему не позволяли законы гостеприимства и здравый рассудок.
Без устали Хаджар напоминал себе, что еще не пришло время для кровавой жатвы.
– Увы, – развел руками Лирий. – мой новый меч еще не доставлен из Империи, а пользоваться старым мне не позволяет самолюбие. Но, пожалуй, один из моих воинов не откажется сой…
– Отец. Позвольте мне проверить слухи о мастерстве генерала.
Хаджару на плечи будто бы гора свалилась. Он повернулся к принцессе. Из её глаз пропали уважение и интерес, оставив после себя только презрение. Она, как и он сам прежде, смотрела ему не в глаза, а в сторону шеи.
Если он узнал её в танце, то Элейн… Она никак не могла поверить в то, что прославленный генерал, защитник простых людей, оставил умирать ни в чем не повинного мужчину, пытавшегося защитить изнасилованную стражниками дочь.
Хаджар машинально прикрыл красную полосу, выступившую из-под воротника, но было уже поздно.
В ту ночь, когда он встретил незнакомку, ему не просто так показалась знакома его техника. Именно в таком стиле обучал Хаджара дворцовый Мастер.
Не дожидаясь разрешения отца, Элейн выхватила из ножен стоявшего рядом вельможи тонкий клинок. Она взмахнула им и в сторону Хаджара полетел огненный сокол. С широких крыльев слетали на пол огненные перья. Люди бросились в рассыпную. Наместник удивленно вздохнул и сделал несколько шагов назад.
Удар Элейн был способен сжечь десяток практикующих стадии Формирования. Она действительно было не только прекраснейшей из принцесс, но и сильнейшей.
Хаджар же стоял неподвижно. Не сверкнуло лезвие Лунного Стебля. Ни закружилась вокруг энергия генерала.
Даже если бы его разум захватили демоны и боги, даже если бы приказали небеса, даже если бы от тэого зависела судьба целого мира – он бы никогда и ни за что не поднял бы меча против сестры.
– Элейн, – произнес Хаджар, но его шепот потонул в разъяренном реве.
– Достаточно!
Мелькнула черная тень и огненный сокол ударил о выставленный против него тяжелый меч. Птица взорвалась снопом горячих искр, а Неро вернул клинок обратно за спину.
В очередной раз Примус был взбешен.
– Командир вы…
– Делаю то, что считаю нужным.
По залу прокатилась волна неудовольствия. Если Безумному Генералу, в силу его заслуг, народ мог простить вольности, то простому офицеру.
– Не может быть, – выдохнула Элейн, опуская клинок.
Неро сорвал с головы котелок-шлем. Тот со звоном покатился по полу, заглушая начавшие затихать шепотки.
Командир стянул с лица красный воротник и широко улыбнулся.
Элейн выронила меч. Она прикрыла рот руками и её глаза начали стремительно краснеть.
Примус тяжело опустился на трон.
– Отец, сестра, неужели вы думали, что я пропущу этот праздник?!
– Эрен! – воскликнула принцесса и бросилась в объятья смеющегося брата.
Эрен…
Неро…
В то время, пока народ аплодировал и перешептывался, Хаджар чувствовал, как падает в бездонную, холодную бездну.
Десятилетия планирования. Тысячи часов обдумывания, сотни дней подготовки. Все это оказалось бессильно перед судьбой и тем фактом, что его единственный и самый верный друг, его кровный брат на самом деле был его двоюродным братом.
Перед Хаджаром стоял наследный принц Эрен, сын Примуса, брат Элейн.
Человек, с которым Хаджар сражался бок о бок в сотнях битв…
Человек, которого он когда-то мечтал убить.
Глава 197
Хаджар стоял на балконе и курил крепкий, душистый табак. Этот небольшой мешочек с душистыми, сушеными листьями, он добыл в сокровищнице секты Черных Врат.
Кроме табака, пары старых свитков и сотни небольших монеток изумрудного цвета, Хаджар больше себе ничего и не взял.
Он не ждал от жизни многого. Удобные ботинки, одежда, чтобы от холода берегла, меч и ножны. А остальное приложится.
Когда-то в детстве, если так можно назвать тот период, ему хотелось сидеть на высоком троне, как и его отец. Но, увы, Примус умудрился разбить и эту мечту. За пять лет жизни в бродячем цирке, Хаджар привык к такой вот жизни. Когда каждый новый месяц – новый город. Каждая неделя – новые выступления.
Это было легко. Переезжать с места на места, не заводить друзей и знакомых, просто бродить по бескрайним просторам мира.
– Честно, я и представить не мог, что ты бился с моей сестрой.
Рядом бесшумно материализовался Неро. Или Эрен… Хаджар пока не знал, как обращаться к своему другу, брату… врагу? Почему-то с каждым судьба делала его жизнь все сложнее и сложнее.
Сегодня, этим вечером, как никогда прежде, Хаджар скучал по тем бродячим денькам. Рабский ошейник давил его к земле намного меньше, чем эфемерные родственные связи и прошлое.
