Народ бросился в рассыпную, но вскоре еще три таких же стены сомкнулись, образовывая квадрат. И пусть крыши так и не появилось, но высота стен могла легко поспорить с самым высоким из горных пиков. А те и вовсе терялись где-то среди редких облаков.
– Ну просил же, – вздохнул Хаджар.
Эйнен на это лишь “пожал плечами”.
– Проклятье, проклятье, – Глен, дрожащими руками, судорожно пытался вытащить саблю из ножен, но у него не получалось.
Кариса, Тилис и Рамухан уже начали напитывать силой свои заклинания, как прозвучал вполне себе обычный, слегка хриплый голос.
– Я бы, на вашем месте, этого не делал. Ваши подобия заклинаний не смог разрушить этих чар, лишь отразятся от их стен. Надеюсь ваших знаний об истинном пути развития хватит, чтобы понять, что в таком случае произойдет.
Да чего там колдун и ведьмы, даже Хаджар, учитывая его скудные догадки о происходящем, мог легко представить последствия. Заклинания, которые будут до бесконечности отражаться между четырех стен в довольно-таки узком пространстве расправятся с ними даже быстрее, чем Духи.
– Кто ты? – спросил Рамухан.
Ответом ему служила тишина, ну еще и стук зубов Глена. Все же сильно его подкосил недавний эпизод с ранением. Самое страшное для практикующего или адепта вовсе не рана тела, а души. Если тело заживет, то вот душа… С такими шрамами на своем “я” безумно тяжело вернуть уверенность в собственных силах. А без неё дальнейшее развитие практически невозможно.
Кто, в здравом уме, сунет голову в пасть льву, не имея уверенности, что вытащит её обратно. А именно так и выглядел путь развития.
– Кто ты?! – с нажимом повторил колдун.
И вновь тишина, а затем неожиданно.
– Почему ты молчишь, имеющий Имя?
Хаджар поперхнулся и заозирался по сторонам.
– Вы, достопочтенный, ко мне? – спросил он.
– К тебе, Пустынный ветер, приходящий с Севера. Хорошее Имя. Заслуженное. Древнее. Почти как эти пески. В мое время его давали тем, кто оберчен на вечные скитания. Красивое имя. Печальное.
Речь незнакомца, кем бы он ни был, была весьма своеобразная. Отрывочная и обрывистая.
– Конечно, – хлопнул кулаком о ладонь Рамухан. – вот, что Парис имел ввиду, когда говорил, что без варваров мы не справимся.
Хаджар с Эйненом переглянулись. Что-то они не помнили таких выражений во время всеобщего совета. Но может потому он и был всеобщим, что основные вопросы успели решить заранее, а затем показали весьма неплохо сыгранный спектакль.
А может все совсем не так и просто в друзьях разыгралась паранойя.
– Что ты ищешь в этих землях, Дархан?
Хаджар уже собирался сорвать, но вовремя поймал себя за язык. Внутренее, шестое чувство подсказывало, что стоит ему солгать и прозойдет что-то необратимое. Например – его… их всех убьют. Почему-то Хаджар ни секунды не сомневался, что голос обладал достаточной мощью, чтобы просто пожелать и их шестерых не станет.
Отвечать следовало честно. Но…
– Я пришел сюда за информацией о богах и чтобы спасти маленькую девочку, – ответил Хаджар, произнеся фразу на диалекте, которому его обучил Эйнен.
Горожане Подземного повернулись к нему. В их глазах читалось явное подозрение, а Глен, словно по-волшебству, неожиданно справился с дрожью и таки обнажил саблю.
– И что для тебя важнее, Дархан?
– Спасти девочку, – ни секунды не раздумывая, выпалил Хаджар.
И ничего не произошло. Страшной кары за ложь не последовало. Хаджар говорил от самого сердца. Ни один проклятый бог не стоил слез маленького ребенка. И не важно, что этот ребенок, скорее всего, видел как рождались звезды, света которых уже даже нет на небосклоне.
– Благородно. Справедливо. Очень глупо. Ты глупец, Дархан. Как и все, кто носит твое имя. И раз ты глуп, то, скорее всего, никогда не увидишь Священной Обители Мудрости. Но даже так, я дам тебе испытание. Которое давал раньше и, надеюсь, придет время, больше не дам никогда.
Рамухан и остальные хмурились, пытаясь переварить сказанное. Хаджар же, после общения с Древом Жизни, одна фраза которого могла свести с ума неподготовленного человека, чувствовал себя свободнее.
– Я готов к испытанию, – уже на языке пустыни произнес Хаджар.
– Эй, погоди…
Договорить Рамухану не дал все тот же голос. Став безжизненной и суше, он продекламировал:
– Раньше их называли слугами земли. Кто они?
На лицах всех, в том числе и Хаджара, отпечаталось выражение крайнего удивления. Испытание, которое, скорее всего, вело в Город Магов оказалось… простыми загадками? Неужели все было так просто?
С другой стороны, вполне логично, что для того, чтобы войти в дом знаний, нужно было продемонстрировать в первую очередь ум, а не силу.
– Черви, – неожиданно сказал Глен. – это черви.
– Слуги земли – простые черви? – усмехнулась Тилис. – не говори глупостей, варвар.
– В том-то и дело, что варвар! Все детство провел в поле. Червь – первый слуга земли! Он как навредить может, так и спасти.
– Помол…
В который раз, не дав договорить, пустыня подкинула очередную проблему.
Прошло всего пару секунд от того, как голос загадал загадку, а стены начали двигаться. Рывком они сократились пространство примерно на десять сантиметров.
– Проклятье, – прошипел Глен. – Хаджар, поверь мне – черви, это слуги земли.
Пожалев о том, что у него нет нейросети, Хаджа вздохнул и выпалил:
– Черви.
– Правильный ответ, – народ облегченно выдохнул, а Эйнен даже похлопал балиумца по плечу. – Следующий вопрос – есть такая дань, которую платят все, без исключения. Как называется эта дань?
Хаджар, услышав вопрос, вздрогнул. Кому, как не ему знать, что именно заплатит однажды каждый и он сам.
– Смерть, – сходу ответил Хаджар.
Стены не двинулись, а голос, видят Вечерние Звезды, хмыкнул.
– Последний вопрос, Северный Ветер. Что человек не хочет, но также не хочет это терять?
Вот теперь пришлось задуматься, а стены, в отличии от прошлого раза, начали двигаться без всякого промедления.
– Проклятье, проклятье, – запричитал Глен. – чего не хочет…
– Но и терять не хочет, – Кариса нервно стучала ногтями по зубам. Выглядела она совсем не так могущественно и надменно как раньше.
Все же, правы мудрецы – перед лицом смерти все равны. И короли, и слуги.
Черви… слуги. Какая-то мысль билась о стенки сознания Хаджара. Голос узнал его Имя и начал испытание. Испатыние, которое каким-то образом относилось именно к нему – к Хаджару.
