Волосы Хаджара трепал ветер. Они игрался с ними, порой позвякивая бусинами фенечек.
- “Ветер! Мой старый друг!”, - пронеслась мысль в голове Хаджара. – “Прости, но мне тебя не услышать”.
Как много лет минуло с тех пор, как они в последний раз “общались”. Когда Хаджар мог слышать “рассказы” о далеких странах и землях. Они, всегда были мгновенно исчезающими в памяти осколками. Миг – и нет их. Но это чувство, что рядом с тобой всегда есть кто-то родной, оно помогало. Оберегало от черных мыслей, порой одолевающих даже сильнейших. Хотя… Скорее – именно сильнейших.
Порой, в моменты перехода на следующие стадии, Хаджар мог услышать шепот ветра. Иногда чувствовал его присутствие, но не более. С того самого момента, как он получил метку Духа Меча, он уже больше не мог, как в детстве, лежа на холме, окунаться в истории ветра.
И, больше уже не было того простора, что дарил ему невидимый друг. После печати, мир вокруг Хаджара почему-то постоянно становился меньше. Некогда запредельно огромный, содержащий в себе мириады тайн и мистерий, он истончился до ширины лезвия клинка. Именно на нем – на клинке, теперь и держалась жизнь Хаджара.
Лезвие меча Диноса почти коснулось груди Хаджара, как тот ощутил, что падает. Во тьму, все глубже и глубже, пока не оказался среди чистого заливного луга. Куда не посмотри – везде росла высокая, зеленая трава. Целый океан, уходящий вплоть до горизонта.
Бескрайняя долина, посреди которой, на холме, возвышался камень.
– Учитель?
Сейчас, на этом камне, как и прежде, сидела высокая фигура. Спиной к Хаджару, пребывая в позе лотоса, она позволяла своим лазурным шелковым одеждам развеваться по легкому ветру. И ничего бы не выдавало в этой фигуре нечеловека, если бы не длинные рога, обрамленные струящимися черными волосами.
– Но…
– Если ты видишь меня перед собой, мой ученик, то пришла пора моего последнего тебе урока.
Голос Травеса звучал как-то глухо и будто издалека. Хаджар попытался было коснуться своего Учителя, но рука прошла сквозь силуэт, оставляя за собой рябь, будто дотронулась до поверхности озера.
Все, что осталось от некогда могучего дракона – лишь воспоминание. Сохраненное внутри души Хаджара, оно ждало своего часа и теперь он настал.
Последнее слово его учителя.
Хаджар тут же рухнул на колени и опустил голову на землю.
– Мы скоро встретимся, великий предок. Прости, что…
– Я оставил это воспоминание, на случай, когда смерть подберется к тебе так близко, как никогда, – продолжил далекий голос. – И не потому, что враг сильнее тебя, ведь так было всегда, а потому, что ты отчаишься. А теперь скажи, что такого могло заставить Хаджара Дархана опустить руки?
– Я не опускал рук! – возразил Хаджар, все так же не отрывавший лба от земли. – Я продолжаю битву.
– Если бы это было правдой, то разве стоял бы ты здесь.
Хаджар поднял взгляд. Травес, как и когда-то прежде, огромной горой возвышался над ним. И не потому, что был высок, нет… Его мудрость делала его величайшим из всех, кого встречал Хаджар.
Мудрость, которую Травес получил после того, как целые эпохи провел запертым внутри подземной пещеры.
– Скажи мне, Хаджар, что отличает ветер, от скалы?
Что отличает ветер от скалы? Это был простой вопрос, их отличала свобода.
– На самом деле – почти ничего, – Травес вновь отвернулся к горизонту. – Оба они, обреченные на провал, стремяться к небу. И, пусть ни одному не суждено достичь цели, они не остановятся, пока их не разрушит время. Скажи мне, ученик, разве тебя сейчас одолевает время.
– Нет, учитель.
– Тогда не останавливайся. Будь как твой верный ветер, всюду слепо следующий за тобой – никогда и не перед чем не останавливайся. Иначе как еще ты одолеешь Императора Драконов и посадишь дерево в месте, где жило Лазурное Облако.
Хаджар широко распахнул глаза.
– Да, мой ученик, – кивнул Травес. – такова цена моего сердца – жизнь Императора Драконов и дерево. И, однажды, ты поймешь, что из этого ценней. А сейчас – поднимись и иди.
– Но ветер…
– Разве можно отнять свет у звезды, пока жива сама звезда? Разве можно отнять воду у океана, пока есть сам океан? Твой ветер, мой ученик. Всегда был с тобой. Вы лишь отделены друг от друга стеной. А, если перед Безумным Генералом возникает стена, что он делает с ней?
Глаза Хаджара вспыхнули такой яркой и неудержимой волей, что на миг могло показаться, будто затрещало иллюзорное небо в мире души.
– Так-то лучше.
И воспоминание исчезло, а Хаджар, еще раз поклонившись камню, глубоко вздохнул. Все эти годы он полагал, что враг находится где-то там, во внешнем мире. А на самом деле первый, кого ему следовало победить, был ближе всех – заключенный в собственном отражении.
С этими мыслями Хаджар нырнул в глубины своей души.
Глава 524
Иллюзорный мир остался где-то позади, а Хаджар оказался среди бескрайней тьмы. Здесь, в самых глубинах его “я”, обитали дракончик зова, еще немного подросший и теперь достигавший метра в длину, и Черный Клинок.
“Опустившись” на поверхность пустоты, если таковая у неё вообще имелась, Хаджар повернулся в сторону… Он не знал в какую именно, ведь здесь не существовало ориентиров, но чувствовал и ощущал, что в нужную.
– Покажись! – закричал он в глубины собственной души.
Именно там, куда не дотянешься мыслями, у каждого живет его самая большая сила и слабость. Если сила Хаджара заключалась в его стремлении к свободе, то слабость…
– Покажись!!!
Пустота задрожала, а затем в ней появился огромный, сверкающий ярким белым светом, иероглиф. Внешне он выглядел как непонятной породы жук, начертанный при помощи сотен ударов меча.
Вот она, секундная слабость Хаджара, которая на годы отобрала у него частичку его самого. Тогда, перед битвой с сектой Черных Врат, Хаджар изменил сам себе. Он отбросил в сторону свой путь и, позволив слабости одержать верх, продал частичку себя за силу.
Но сила никогда не была целью Хаджара. Она никогда не была его сутью.
И эта слабость, будто маленькая червоточина, постоянно останавливала его.
– Я уважаю меч, – Хаджар низко поклонился иероглифу. – но ты не будешь вечно заслонять мне целый мир.
Хаджар протянул руку и направил всю свою волю, все душевные силы, что у него были, на иероглиф. Волна синей, будто безоблачное небо, энергии, ударила по символу. Тот задрожал, засветился еще раньше и на Хаджра обрушилась такая волна боли, что он едва было не растворился в ней.
Представ в образе белого света, она пыталась сломить его душу. Отбросить в сторону, растерзать, если он не остановит своих попыток.