– Прости… – шептал он. – Прости, что предал тебя…
Хаджар вспоминал, как уродец… нет, не уродец – как тень его прошлого, забытый им самим музыкант, мечтавший о небе, падал в пучину небытия. В пучину забытия.
И падал он туда лишь по одной простой причине – Хаджар забыл о нем. Забыл о Ронг’Жа. Забыл о музыке. Забыл о том, что спасало его на протяжении сперва целой жизни, а затем долгих десяти лет бесконечных странствий.
– Прости…
Он вспомнил свое путешествие в Мир Духов. Вспомнил, как внутри темного существа он увидел маленького, синего птенца.
Тогда ему казалось, что он отыскал Дух, который будет ему верен. Но это было не так.
Хаджар ошибался…
Он никогда не покидал этого безымянного мира и не отправлялся в Мир Духов. На самом деле – он всегда в нем прибывал. Ибо все в округ, даже камни, на которых он умирал, имели свой Дух. И Хаджар, в той беспощадной тьме, лишь отыскал что-то, что всегда было при нем.
Частичку самого себя.
Часть своей разорванной души.
Свою музыку.
То, что олицетворяло все это – птицу Кецаль, символ свободы.
Хаджар забыл о том музыканте, он забыл о небе и мечте, он забыл о музыке. Но каждый раз, когда ему приходилось трудно, когда жизнь висела на волоске, птица Кецаль расправляла свои крылья и дарила ему силу продолжать сражение.
Она была рядом.
Его мечта.
Забытая и погребенная под тьмой забвения, она оставалась ему верна.
Как солнце. Теплое, беспристрастное и равное со всеми. Не важно – молишься ты ему или нет. Оно будет дарить тепло. Не важно – веришь ты в него или нет – оно все равно, после самого темного часа самой темной ночи, подниматься и обласкает твою уставшую и замерзшую душу.
Вездесущее.
Всепрощающее.
Неудивительно, что его, наделяя человеческими чертами, изображали на иконах даже на Земле.
Изображая солнце, люди рисовали мечту.
Слезы высохли на лице Хаджара. Его стоны и вист пробитого легкого обернулись свистом обнаженной стали. Его хрипы – зазвучали боем военных барабанов.
– Не позволю… – прохрипел он.
Он не позволит Богам отнять все это у простых людей.
Хаджар сделал шаг. Его разбитая, сломанная нога, подвернулась и он упал. Но, упав, Хаджар продолжил ползти к краю обрыва.
– Не позволю… – повторил он.
Он не позволит осколку Черного Генерала уничтожить все это ради своей глупой мести.
Цепляясь, оставляя позади себя кровавый шлейф, Хаджар продолжал ползти к обрыву.
– Не позволю…
Он не позволит самому себе вновь забыть о том, кто он есть на самом деле.
Хаджар Дархан… без титулов и званий, без регалий и громких слов, он лишь простой человек. Который, как и миллиарды других, просыпаясь утром, радовался тому, что он вновь может увидеть солнце.
Вспыхнул столп синей, будто лазурное небо, энергии и с обрыва упал не человек, а будто сотканная из энергии, израненная, истекающая кровью птица Кецаль.
Издав пронзительное “Кья” он сделала несколько взмахов. Почти дотянулось до бескрайней синевы небес, но затем камнем рухнула вниз.
Сверкнула белая молния.
Крепкие руки подхватили раненную птицу.
Глава 797
– И как это понимать, достопочтенные стражи?
Хаджар, будто не замечая обнаженного оружия, сделал еще несколько шагов перед. Остановился он только в тот момент, когда ему в грудь уперлись сразу три острия мечей.
– Хаджар Дархан, – вперед вышел, судя по регалиям, сержант корпуса стражей. Повелитель Развитой стадии. – Вернитесь обратно в ваши покои.
Хаджар посмотрел на говорившего. Мужчина средних лет, с уже побитыми сединой волосами и слегка потухшим взглядом.
Скорее всего, он прожил уже больше двадцати веков и его жизнь находилась на своих финальных аккордах.
Хаджар обвел взглядом всех присутствующих. Среди стражей, защищенных весьма красивыми доспехами с волочащимися позади лиловыми плащами, имелись не только мужчины.
А для человека, довольно долго времени проведшего на полях сражений, женская броня с характерными выпуклостями выглядела ничуть не менее соблазнительно, чем вечернее платье с вырезом.
Две мечницы, заметив на себе взгляд Хаджара, сперва смутились, а затем их лица потемнели. Сила, с которой два острия упирались ему в грудь, возросла.
– Отставить, – прорычал сержант.
Девушки тут же ослабили давление. Но, тем не менее, по бинтам Хаджара зазмеились две алые струйки.
– Вернитесь во свои покои, Хаджар Дархан, – повторил бывалый вояка. – пока не случилось непоправимого.
Хаджар указал большим пальцем себе за спину.
– Там находится лазарет, – ровным тоном напомнил он. – Если вы хотите проводить меня в мои же покои – я не против. Но в лазарет я не вернусь.
– Это приказ Его Императорского Величества, – стоял на своем сержант. – Вы либо немедленно вернетесь обратно, либо мы вернем вас силой. И, смею вас заверить, после этого вы не отделаетесь лишь несколькими бинтами.
Хаджар улыбнулся. Возможно, за два года, проведенных на Горе Ненастий, он перенял не только повадки своего учителя, да сядет он на гнилой кактус, но и знаменитую улыбку Великого Мечника.
Иначе как еще можно было объяснить тот факт, что стражи слегка отшатнулись в стороны, а сержант поудобнее перехватил свой боевой топор.
Императорский артефакт, к слову.
И в какой момент Императорские артефакты теперь имеются у каждого встречного и поперечного? Раньше Хаджару казалось, что за один такой можно полмира купить, а теперь он и сам носил полный Императорский доспех (пусть и доспех Зова) и владел Императорским клинком.
Собственно, оба этих предмета и появились на Хаджаре. Черные, с синими узорами и серебрянным обрамлением доспехи легли ему на тело. Несмотря на свой не самый легкий вид, они не были тяжелыми или громоздкими.
Хаджар, порой, и вовсе не ощущал их на себе – все равно, как надеть вторую кожу.
Черный Клинок вспыхнул синим иероглифом у подножия отсутствующей гарды.
По широкому коридору разнеслось давление силы Хаджара. На доспехах ближайших к нему воинов появились отметины, оставленные невидимыми клинками.
Такой бой, который пережил Хаджар, либо делает адепта сильнее, либо тот его не переживает. Хаджар получил несколько озарений на тему пути Духа Меча, что укрепило его понимание сути Меча и, следовательно, сделало мистерии несколько более глубокими и крепкими.
