Хаджар, уже было откусивший от ароматнейшего шмата, так и застыл с куском мяса, не донесенным до рта.
Пилюля Лиственного Покоя! Её стоимость была запредельна. А создать это алхимическое чудо, способное излечить разве что только не абсолютно летальные раны адепта, вплоть до стадии Безымянного, могли только выдающиеся из алхимиков.
Те, кто достиг стадии Пикового Повелителя и при этом обладал Алхимией в Сердце. На весь Дарнас таких было по пальцам одной руки пересчитать.
А уж про реагенты, которые требовались для создания такой пилюли и сложность их обработки и говорить не приходилось.
Лекарство было настолько дорогим, что Хаджар даже сравнительной стоимости не знал.
А Орун использовал две таких пилюли!
– Сп-п-пасибо, – слегка заикаясь, произнес Хаджар.
– Было бы за что, – Орун, не стесняясь, до полных щек набил рот мясом и начал жевать. – У фефя ефе фефь офафлось.
Затем сглотнул, он смачно рыгнул, простучал себя по груди и вырвал очередной шмат.
– Ешь, – он махнул куском в сторону Хаджара. На того упали горячие капли запекшейся крови и мясного сока. – Тебе надо набираться сил. На рассвете присутпаем к следующей тренировке. Времени все меньше, а ты так слаб, что тебя чуть воробей не уделал. И это мой ученик…
Орун скорбно покачал головой и вновь начал буквально пожирать кусок кабана. Последний, кстати, дернулся на веретене. Видят Вечерние Звезды, Хаджар надеялся, что это просто немного вертел просел, а не то, что они жарили животное заживо.
– Этот воробей находился на стадии Первобытного Зверя.
– Будь он древним, я бы оставил тебя подыхать. Такой бесполезный кусок дерьма империи не нужен.
– А другой бесполезный кусок дерьма все это время сидел на деревьях.
– О, так ты меня видел?
– Нет, просто надо быть идиотом, чтобы не понять, что ты, проклятый богами садист, наслаждаешься мучениями других.
– Фафить фыть хак фофофая фюха.
– Ладно, – поднял руки Хаджар. – признаю. Ты не садит. А просто свинья. Мама не учила тебя не говорить с набитым ртом?
Орун вновь срыгнул и, по старой привычке, простучал себя по груди.
– Она умерла, когда мне не было трех месяцев.
Хаджар не сразу проглотил свой кусок (не только сытный, наполненный энергией, но и невероятно вкусный. В чем, в чем, а в умении жарить мясо, Оруну не было равных. Ни в одном ресторане Даанатана такое не подавали).
– Мои соболезнования.
Внезапно по скалам прокатился жесткий и хлесткий, как удар меча, смех. Орун отпил из горлянки терпкой браги, вытер губы рукавом, а после – о собственные волосы.
Таков, кажется, был обычай его народа.
– Ты её не знал, Хаджар. И не знал меня. К чему эти пустые слова о соболезновании. Оставь подобные расшаркивания придворным псам.
Какое-то время они молча ели мясо. Каждый раз, когда Хаджар доедал свой кусок, Орун отрывал еще кусок о спины и, не глядя, кидал ему.
– В последний раз, когда мы так сидели, я спросил как её звали.
– Кого?
– Девушку, которую ты потерял.
Хаджар не раз, не два и даже не сто, видел такие же глаза, как у Оруна. Глаза человека, который жил по инерции. Порой цеплялся за что-то, что казалось ему значимым, а затем не понимал, почему это значимо, если разделить успех уже не с кем.
Глаза человека, пережившего свою любовь. Не ту, о которой поют пошлые, избитые песни барды и менестрели, а настоящую. Которая один раз и на всю жизнь.
– С чего ты взял, что я стану тебе свою душу открывать, щенок, – Орун вновь утер губы, затем сжал одну ноздрю и высморкался в костер. Пламя зашипело и лизнуло шкуру кабана.
Великий Мечник выругался и завертел вертел сильнее.
Хаджар откинулся на камни и посмотрел на звезды. Такие далеки и холодные, но столь же прекрасные. Ночное небо – кладбище забытых времен.
– Анис Динос.
– Что?
– Анис Динос, – повторил Хаджар. – так зовут бывшую старшую наследницу клана Хищных Клинков.
– И что с ней? – Орун обгладывал кость. – Она тебе не дала и теперь ты сохнешь? Или наоборот, так хорошо её трахнул, что забыть не можешь?
Хаджар улыбнулся. Если привыкнуть, то грубость Оруна была в чем-то даже приятной. Как редкий холодный душ после тяжелого рабочего дня.
Она возвращала в реальность.
Порой такую же грубую, как сам Великий Мечник.
– Ни первое, ни второе.
Орун на мгновение застыл. Прямо так – с костью между зубов.
– Ты что, по мальчикам что ли?
– Нет.
– Тогда как это – ни первое, ни второе. Слушай, если что, у меня есть и пилюля Нового Ручья.
Хаджар едва было не поперхнулся мясом. Если сравнить пилюли Лиственного Покоя и Нового Ручья, то за последнюю придется отдать десяток первых.
Просто потому, что пилюлю Нового Ручья не мог воссоздать ни один алхимик Семи Империй. Власть имущие понимали, что их можно выкупить разве что в Стране Драконов, а простым горожанам пели басни о находках в древних гробницах.
Ну да – в древних гробницах, когда люди не то что алхимии столь высокого ранга, а банального пороха не знали.
Ни обычного, ни магического.
Ну и ходили слухи, что пилюля Нового Ручья была способна отрастить потерянные конечности адептам, даже Безымянного ранга.
– Спасибо, но все мои органы на месте.
– Ну ладно, – облегченно выдохнул Орун. – Одно дело – ученик мужеложец, с таким еще можно смириться. Но ученик евнух – праотцы засмеялись бы мне в лицо!
– Да иди ты к демонам! – не сдержался Хаджар. – Я думал, что люблю её, ну – по-настоящему. А оказалось, что нет.
Орун засмеялся. Смеялся он долго и заливисто, а потом, резко оборвав смех, на выдохе произнес:
– У неё не было имени.
Хаджар, прежде чем поверить своим ушам, несколько раз моргнул.
– Это как?
Орун, будто приосанившись, как-то даже внешне изменился. Как если бы шкура зверя, в которую он обрядился, вдруг слетела с его плеч и на ружу показался не Орун-Зверь, а Великий Мечник, о котором песен больше, чем звезд на небе.
Былинный герой. Кумир мальчишек, впервые взявших деревянные мечи.
– Это старая история, ученик. Но в такую ночь, пожалуй, можно предаться воспоминаниям. И, пожалуй, будет справедливым, если я награжу твои старания небольшой сказкой о твоем могучем, прекрасном, непревзойденным, удалым в постели и в бою, самым несравненным…
– Можешь ничего не рассказывать – только закрой рот и дай поесть.
