Когда, различив в звуках изменчивое имя своего верного друга, Хаджар произнес его, то ему показалось, будто к нему, стремглав, мчится все ночное небо с всем его сияющим великолепием падающих звезд, галактик и планет.
Хаджар Дархан не был из пугливых. В этом мире существовало мало того, что действительно могло его напугать. Но видят Вечерние Звезды и Высокое Небо, то, что он ощутил, заставило его открыть глаза, отозвать имя ветра и вжаться спиной в дерево.
— Дыши, Хаджар Дархан, — произнес Чин’Аме. — чтобы не происходило в этой жизни, главное — не забывай дышать.
Простой совет, в котором, когда-то, Хаджар бы не заметил ни толики мудрости, но сейчас… сейчас он понимал, какой глубокий смысл таился в этих, казалось бы, элементарных словах.
— Что… это… было? — с трудом произнес он.
— Сила, — ответил дракон-волшебник. — первозданная, чистая сила. Та, которая, когда-то давно, подняла Белого Дракона к небесам. Никто не может подчинить эту силу, Хаджар. Осознать её. Ибо, подчинив и осознав, мы можем изменить, но изменить ветер нельзя. Так же, как нельзя изменить землю, огонь, воду или деревянную ножку от стула. В этом изменчивом, непостоянно мире, все, на самом деле, постоянно. За кажущейся рябью на поверхности озера кроется холодная, непоколебимая толща воды.
— Но как же магия? Я видел, как она меняла реальность. Создавала чудеса, о которых я и представить не мог.
Чин’Аме посмотрел на Хаджара едва ли не с отеческой теплотой, а затем повернулся в сторону своей родины.
— Когда-то давно я задал тот же вопрос своему учителю, Хаджар. В тот день, на горе нашего павильона, была так же снежно, как здесь… Я повторю тебе его слова — Чин’Аме протянул палец и подхватил на подушечку маленькую снежинку. — Смотри, Хаджар. Это снежинка. Снежинка — это Хаджар Дархан. Вы не знаете друг друга и больше никогда уже не встретитесь. Для тебя эта снежинка — снежинка. Для неё ты — Хаджар Дархан. И, как бы ни был уникален Хаджар Дархан, для снежинки — он человек. И, как бы ни был уникален этот кристалл застывшей воды, как бы ни был неповторим его узор, для тебя это — снежинка.
— Но…
— А теперь подожди немного, — перебил Чин’Аме. Он нагнулся и задышал на палец. И, вскоре, снежинка превратилась в каплю воду. — Смотри, Хаджар. Это капля воды. Капля воды — это Хаджар Дархан. Была ли снежинка на моем пальце мгновение назад. Был ли Хаджар Дархан рядом со мной мгновение назад. Как, якобы, изменилась снежинка, так же изменился и ты сам. Но если вы оба изменились, то… может вы оба остались неизменны.
Чин’Аме сосредоточился, между его бровями пролегла глубокая складка, а затем он с облегчением выдохнул. Капля воды превратилась в белую струйку пара и исчезла.
— Все в этом мире постоянно, Хаджар Дархан. Мой учитель однажды спросил меня — если все живое закроет глаза, то наступит ли конец света?
Хаджар задумался.
— И что вы ответили? — спросил он спустя несколько минут.
— Что я не знаю… так я ответил тогда и так бы я ответил и сегодня. И, если честно, Хаджар, мне кажется, что и мой учитель не знал верного ответа на этот вопрос. А он был учеником самого Ху’Чина, Синего Пламени. Одного из последних истинных Хозяев Небе, кому не требовались крылья, чтобы подняться к облакам… Но эти времена остались далеко в прошлом. А сейчас просто спокойно дыши и слушай имя ветра. Не зови его. Лишь слушай. Слушая, всегда поймешь лучше, чем разговаривая.
Вплоть до самого вечера Хаджар и Чин’Аме провели в беседах о имени ветра.
Возможно, даже, это можно было назвать тренировкой.
Глава 1072
— Ты уверен, Крыло Ворона, что это хорошее решение? — Рекка, все так же сидя на козлах между Хаджаром и Томом, не без скепсиса смотрела на ответвление тракта.
К широкой, каменной дороге, где без труда могли разъехаться восемь повозок (но на которой за все время пути отряд не встретил ни одной живой души) примыкала деревенская дорога.
Раскопанное, утоптанное углубление, в котором сейчас с легкостью можно было разглядеть две колеи. Что свидетельство о том, что, все же, на Ласкнаском Императорском Тракте были и другие путешественники, кроме Дарнасских диверсантов.
— Запасов еды хватит лишь на следующий день, — ответил фанатик ордена Ворона. Все так же неосознанно постучав по маске, добавил: — Если постараемся, то растянем их на два дня, но тогда старику может стать плохо.
Геран кинула быстрый взгляд в сторону Чин’Аме, все так же лежащего в дилижансе. Укрытый одеялами, он делал вид, что спит.
— Не нравится мне эта идея, — прошипела Геран.
— Тебе вообще мало что нравится, мышь, — хмыкнул Том.
За сегодняшний день он почти не прикладывался к горлянке, так что находился в куда более тяжелом настроении, чем обычно. В итоге Хаджару приходилось делать деревянную лавку с двумя крайне темными личностями.
И не только в плане морали или намерений, а настроения и скорости того, как при постоянных словесных стычках, они старались обнажит оружие.
Может Император не знал о сложившихся между Томом Безродным и Реккой Геран отношениях? Или не думал, что Хаджар возьмет бывшего аристократа с собой, а оставит «сторожить» Сухашим?
Хотя, Морган, разумеется, всегда продумывал все детали и нюансы. Так что и в этом имел какой-то свой интерес.
А может это просто Хаджар паранойил. Кто знает…
— Дело в другом, Том, — видимо Рекка была действительно сильно озабочена, потому как вместо словесных измывательств, просто использовала имя своего визави. Пусть и добавила в произношение столько яда, что его хватило бы для поголовного уничтожения небольшой деревни. — Этот поселок ближайший к приграничью… В нем, наверняка, есть солдаты. Или даже легионеры. И всякого другого мимо-проезжающего сброда Ласканского должно хватать… Будем неосторожны и наживем себе проблем больше, чем сможем справиться.
— Значит нам нужно сохранять бдительность, — коротко резюмировал Крыло Ворона и направился к съезду с тракта. — Кстати, все, надеюсь, знают язык Лидуса?
Разумеется, его не знала Анетт, но по плану Хаджара, она не должна была показываться из дилижанса. А если случись такая необходимость, то вуаль и шубы сделают свою работу и никто не увидит необычный, для этих мест, цвет кожи.
Хотя, даже не будет Анетт чернокожей, её сексапильность и звериная желанность все равно произвели бы фурор в пусть и приграничном, но поселке.
Спустя два часа, отряд оказался на самой его границе.
В общем и целом, ничего особо примечательного. Все, как и в Дарнасе.
Одна единственная центральная улица (правда настолько широкая, что в мире Земли её бы с гордостью именовали проспектом). Почти две сотни домов, хаотично разбросанные от неё в овальном построении.
Высокий деревянный забор с дозорными и одни единственные ворота, на ночь закрывавшиеся на засов.
