Мужчина, в своих изысканных, дорогих одеждах, со странным клинком в руках, выглядел настолько же необычно для этого места, как и цветущее, в самый пожар зимы, вишневое дерево.
Он медленно опустился на снег и, убрав меч в ножны, подставил лицо под мягкие касания пушистых хлопьев снега. Они успокаивали его разгоряченные кожу, разум и душу.
— Я убивал тех, кто слабее меня, — прошептал Хаджар. — я сжигал деревни, разрушал города, я использовал людей, как пушечное мясо. Я… — он замолчал. Надолго. — Но я никогда не трогал детей…
Хаджар прикрыл глаза и задышал чуть ровнее. Таков был путь воина мира боевых искусств. Он пролегал через высокие горы, на пике которых блестели золотом и серебром доспехи чести и достоинства, а затем резко падал в пучину тьмы, в заброшенный колодец подлости и бесчестия.
И, увы, слишком часто этот путь воину приходилось преодолевать в одиночку. А когда один спускаешься во тьму, когда нет рядом никого, кто мог бы зажечь перед тобой факел, указующий путь, то очень легко можно потерять себя на глубине. Особенно когда не знаешь, скоро ли вновь поднимешься на свет.
Хаджар сидел и наслаждался снегом.
Находился ли он в данный момент в самой глубокой точки своего пути?
Или он все еще находился на вершине, откуда лишь открывался вид на ту тьму, через которую предстояло пройти его душе?
Странно, раньше он об этом не задумывался… но теперь, почему-то, мог лучше понять Травеса… Оруна… Моргана… Хельмера… Лин… Санкеша… даже Примуса.
Они тоже стояли на такой вершине? Тоже всматривались в тьме перед ними?
Но, тогда, делал ли то же самое Черный Генерал? И, если да, то насколько должна быть темна пропасть поглотившая того, кто захотел уничтожить целый мир.
— Хаджар Дархан, Северный Ветер, носящий одежды моей Королевы, я приветствую тебя среди снегов и ветра.
Хаджар уже знал, кого он увидит перед собой. Только не думал, что он предстанет именно в таком образе. Нпо центру перекрестка поднялась самая настоящая пурга. И это несмотря на то, что стоял мертвый штиль.
Из неё вышел высокий рыцарь. Закованный в тяжелый, полный латный доспех, выглядящий как наледь на клинке меча. Меча, которого он держал в своих руках.
Простого, длинного бастарда, побывавшего в сотнях и тысячах битвах.
Белая накидка качалась у него за спиной. Сделанная из шкуры неизвестного Хаджару животного. Порванная, местами прохудившаяся, с облетевшим мехом.
Из шлема и сочленений лат торчали обломки арбалетных болтов.
— Ты выглядишь так, будто только что сражался на войне, — вздохнул Хаджар.
— Я всегда на войне, Северный Ветер, — голос, донесшийся из шлема, не мог принадлежать человеку. И дело было не в том, что он говорил, а в том, как звучал. Ни один человек… ни одно существо, принявшее облик человека, не могло говорить так. — С того момента, как руки посланниц Королевы подняли меня к небесам и усадили за стол к великим воинам зимы, с тех пор не заканчивается моя война. И каждый раз, когда я на ней умираю, то вновь пирую, чтобы на следующий день отправится в битву.
— И с кем же сражается воин зимы?
— Рыцарь Зимы, — поправило существо.
Оно не выглядело угрожающе. Не выглядело воинственно.
Но это и не было нужно.
Хаджар не пытался обнажить меча. Он не задумывался о том, чтобы попробовать сбежать или ринуться в бой.
Но это и не было нужно.
Существо, стоявшее перед ним, не просто было древним. Настолько, что понятия «возраст» не могло быть к нему применимо. Нет, оно еще, к тому же, все это «время» провело только в двух состояниях — в битве и в ожидании этой битвы.
Это была сама война.
Сама война пришла к Хаджару, чтобы иметь с ним слово.
— Рыцарь Зимы, — кивнул Хаджар. — Зачем тебя послали ко мне?
— Ты отринул слова посланников двора Лета, — вонзив меч перед собой, Рыцарь, именно так, с большой буквы, сложил на гарде ладони. С пальцев латных перчаток стекала кровь. Не успев упасть на снежный покров, она превращалась в кристаллики прозрачного льда, улетавшие по воздуху куда-то дальше. — Это похвально. Воину Зимы не пристало слушать Лето. Ибо пока мы воюем — они пируют. А пока они воют — мы умираем.
Возможно в этом была какая-то философия, но Хаджару было достаточно того, что прозвучало красиво.
— Я пришел к тебе, чтобы услышать самому, а через меня услышали и те, кто слушает, — закончил Рыцарь.
— И что же я должен произнести?
— Имя ветра, которое ты узнал.
— Разве имена знает так мало существ? — удивился Хаджар.
Он лично знал как минимум нескольких, кто использовал истинные имена.
— Тысячи тысяч и больше, — все тем же потусторонним тоном ответило существо. — И каждый из них произносил нашим посланником первое услышанное им имя.
— И что после этого?
— Слишком много вопросов, Северный Ветер. Я уважаю тебя, как воина Зимы. Того, кто однажды, после того, как падет на полях своей войны, будет сражаться со мной плечом к плечу в бесконечных битвах и пить лучшую брагу на нескончаемом пиру. Не позорь себя, мой будущий брат. И не позорь нашего братства. Произнес имя, которое услышал.
Хаджар посмотрел на огромную фигуру. Груда железа в которой… он совсем не чувствовал присутствия плоти… хотя бы такой же «искусственной» как у Хельмера или Фреи.
Имя ветра было не трудно услышать. Оно всегда кружилось рядом.
И Хаджар произнес его.
И Рыцарь Зимы услышал.
— Это действительно истинное имя, — вынес он свой непререкаемый вердикт.
— И что теперь?
— Теперь ты принесешь клятву.
— Кому?
— Себе, мой будущий брат. Ибо нет для идущего по пути клятвы более верной и так же лживой, чем та, что он приносит сам себе.
Глубоко… слишком глубоко для человека, который только что содействовал тому, чтобы отнять у матери трехлетнего ребенка.
Впрочем, достаточно об этом.
— Принеси клятву своей кровью, самому себе, воин Зимы, что никогда не расскажешь того, как ты услышал это имя и не поведаешь это имя никому другому. Ни живому, ни мертвому, ни прошлому, ни настоящему, ни будущему. Ни реальному, ни вымышленному. Ни тому, что в четырех мирах, ни тому, что между ними. И эта тайна уйдет вместе с тобой дальше, среди бесконечности звезд и троп между ними.
За пафосными речами Рыцаря крылась вполне себе обычная клятва о неразглашении.
Хаджар принес её именно в той формулировке, которую обозначил Рыцарь.
После этого становилось понятно, почему племени Карнака так боялись истинных имен — они не признавали кровавой клятвы. И понятно, почему никто не мог обучить напрямую истинным именам — лишь указать направление поиска.
