– Я найду того, кто сильнее меня и одолею его.
– Зачем?
– Чтобы стать еще сильнее, – голос Азреи не дрожал. Слова звучали крепко и твердо – как гвоздь, который Хаджар взял в руки. – Ты правильно сказал, Хаджар, я видела все, что видел ты и я… мы знаем, что пределу силы нет. И мы сможем стать сильнейшими. Вместе. Ты и я.
– Ради чего?
Азрея нахмурилась.
– Ради всего! Ради всего, что захотим! Ибо лишь сильнейший может сам вершить свою судьбу. Сам выбирать свой путь. Мы сможем достичь любой цели, которую поставим, потому что не будет ничего, что будет преграждать нам пути и…
– Что сильнее, – перебил Хаджар. – вот этот молоток или гвоздь.
Тигрица, принявшая облик прекраснейшей воительницы, нахмурилась.
– Молотком можно сломать гвоздь, а гвоздь не поцарапает молотка. Так что молоток – сильнее.
– Может быть, – пожал плечами Хаджар. – но в чем польза молотка, если под рукой нет гвоздя. И в чем толк от гвоздя, если нет молотка.
Азрея отшатнулась. Хаджар не видел её, но чувствовал, как в зеленых глазах поселилась неуверенность. Как смятение и непонимание тронули её душу.
– Я не понимаю…
– Вот и я не понимаю, – Хаджар одним сильным ударом забил гвоздь в чурку. – зачем мне та сила, которую я получил. Моя ли она вообще… и, если моя, то что мне с ней делать. Против чего направить.
– Против своих врагов! – твердо ответила тигрица.
– Врагов… – повторил Хаджар. – хоть раз, Азрея, хоть раз, за всю жизнь, встречал ли я того, кого бы мог назвать врагом. Может Примус, сходящий с ума от того, что потерял жену и от того, что его родной брат рушил королевство? Или Санкше, который хотел сделать всех в мире счастливыми и равными? Или, может, Морган, который пожертвовал всем, что имел, включая свою семью и самого себя, чтобы сделать родину крепче, чтобы открыть людям глаза? Или, может, Ана’Бри, которая просто жила в своем ледяном дворце и не хотела ничего от внешнего мира? А может императрица Ласкана, потерявшая все, что у неё было, кроме одной последней цели – не потерять и родину. Пусть и память о ней. Или может это была Анис, которая не смогла преодолеть вес мести, давящий её к земле? Или это была Лунная Секта, которая заботилась о сотнях тысяч тех, кто вверил в её руки свои жизни – простых крестьян и ремесленников? Или Город Демонов? Он мой враг? Так ответь мне, Азрея, когда, в следующей битве, или через сотню битв, я встречу того, кто сильнее меня. Кто, наконец, отправит мою душу на суд праотцов – как я посмотрю им в глаза. Что я им скажу? Что я, вот этими руками, всей силой, что была мне дана, не сделал мир ничуть лучше? Не помог ни одному живому существу? Не посадил дерева. Не построил дома. Не вырастил детей. Я не дал, в обмен за свою жизнь, ничего, кроме того, что лишь их забирал. Так вот, скажи мне тогда, я ли сражался с врагами, Азрея, или это все эти люди бились со мной – со врагом. Их общим врагом. Одним, на всех.
По щекам Азреи катились слезы.
– Я не понимаю, – она так яростно качала головой, будто хотела стряхнуть с себя услышанное, но не могла. Потому что это поселилось глубоко внутри неё. Где-то около самого сердца. Около пустоты, которая разъедает каждого из нас. – Я не понимаю… ты ведь можешь сделать мир лучше. Если станешь сильнее, если поднимешься на Седьмое Небо и…
– И, свершив суд над Яшмовым Императором, чем я буду отличаться от него – от тех, кто самолично вершит судьбы в Книге Тысячи. Я буду таким же. Кто вырвал свое право. Потому что сильнее. Потому что переступил через тех, кто слабее. Я назову их своими врагами. Я одолею их. Но… враги ли они или… я?
Хаджар повернулся.
Они вновь встретились взглядами.
– Я никогда тебе не врал, Азрея, – вздохнул Хаджар. – никогда… кроме того, когда сказал, что не знаю, куда идти дальше.
Глава 1188
Она стояла напротив. На расстоянии вытянутой руки.
Так близко, что можно было почувствовать её дыхание на лице.
— Я знаю. Я решил.
Но так далеко… так неблизко.
Он уже не знал, сможет ли когда-нибудь до неё дотянуться.
– Ты останешься здесь, – не спрашивала, а утверждала Азрея. — Но как же… как же твоя клятва Травесу? Если ты откажешься её выполнять, то…
– Смертный срок, – Хаджар коснулся рукой до области сердца. — теперь я знаю, что это не так уж и страшно — прожить жизнь смертного. Состариться. Страшно, если в одиночку, но… – он повернулся к избушке за спиной. — я буду не один… что же до Травеса, когда-то он сказал мне, что однажды я пойму — что важнее. Убить Императора или посадить дерево.
Хаджар наклонился и достал маленького дупла внутри чурки кожаный мешочек, внутри которого лежали семена вишни и яблони.
– Жаль, что мне понадобилось так много времени, чтобы его понять. Чтобы понять, что значит — отказаться от чужой силы и оставить лишь свою собственную. Что значит – не дать себя сломить. И что значит — посадить дерево. То, что звучало так просто, оказалось куда сложнее, чем путь развития. Чем сила. Чем власть. Чем все это.
— Тот, кто остановился на пути развития – умрет, — прошептала Азрея. Её голос дрожал, а слезы падали на землю. -- ты сам меня этому научил.
– Научил, – кивнул Хаджар. – когда боялся смерти. Теперь – не боюсь. Ибо когда я умру и попаду на суд праотцов. И они спросят… Травес спросит – что хорошего я сделал, за свою жизнь. Я смогу сказать – построил дом. Посадил сад. Возделывал землю. Помогал людям. Вырастил детей и дал им возможность выбирать. И, когда все это не перевесит той тьмы, что я принес с собой, я смогу с честью взглянуть в бездну и уйти туда.
Если тогда, на краю Страшной Впадины, было расставание, то теперь…
Это называлось прощанием.
Потому что такова была Азрея. Потому что она хотела стать сильной. Потому что она знала, ради чего – она искала силы, ради силы. И в этом не было ничего плохого. Такова её суть.
Суть тигра.
Суть хищника.
Суть настоящего воина, таким, каким она его видела.
Но Хаджар…
Хаджар даже не знал, что это значит – быть воином.
Когда-то давно, он решил, что нашел свой путь. Путь мщения. Но месть свершилась и… что дальше?
Затем он решил, что сделает жизнь своих близкой спокойной и счастливой. И вот счастливо живет его сестра во дворце Лидуса. И его брат – в столице Дарнаса.
И что теперь?
Теперь Хаджар попытается принести столько добра, сколько только сможет, чтобы искупить то, что он совершил на своем, как ему казалось, верном пути.
Потому что если тот, кто сражается мечом, против меча – воином, то почему тогда не называют воином того, кто борется молотом против горящего огня, плугом против холодной земли…
