– За последние четыре года я побывала везде, кроме Марса.
– На Марсе тебе бы не понравилось. Воздуха нет, холодно и скучно. Но вот в Юте, на стоянке грузовиков, ты не встречала официантку, которую зовут Донелла?
– Что-то не припоминаю.
– Значит, не встречала, иначе вспомнила бы. Донелла не похожа на мою мать, потому что они принадлежат к разным видам, хотя мама могла бы выглядеть как Донелла, если бы была ею.
– Разумеется, – соглашается Лайлани.
– Я, в общем, тоже мог бы выглядеть как Донелла, только у меня не хватает массы.
– Масса, – Лайлани сочувственно кивает. – Это всегда проблема, не так ли?
– Не всегда. Но я пытаюсь сказать, что Донелла напоминает мне мою маму. Прекрасные могучие плечи, шея, разрывающая стягивающий ее воротник, гордые подбородки откормленного быка. Великолепная. Восхитительная.
– Я уже люблю твою ма больше, чем свою, – говорит Лайлани.
– Я сочту за честь встретиться с твоей матерью.
– Поверь мне, не сочтешь, – Лайлани качает головой. – Потому-то мы и говорим шепотом. Она – ужас.
– Я понимал, что мы ведем тайный разговор, – отвечает Кертис, – но как грустно, что причиной тому – твоя мать. Знаешь, кажется, я еще не сказал тебе, что я – инопланетянин.
– Для меня это новость, – признает Лайлани. – Скажи мне кое-что еще…
– Все, что угодно, – обещает он, потому что она лучится.
– Ты не родственник женщины, которую зовут Дженева Дэвис?
– Нет, если она с этой планеты.
– Полагаю, скорее да, чем нет. Но, клянусь, ты мог бы прийтись ей как минимум племянником.
– Меня удостоят чести познакомиться с ней? – спрашивает Кертис.
– Да, конечно. И если такое случится, я, наверное, запорхаю, как бабочка.
Они так хорошо общаются, но последняя ее фраза вызывает недоумение Кертиса.
– Запорхаешь, как бабочка? Так ты тоже трансформер?
Глава 68
Пока Престон кружным путем продвигался от дома Тилроу к автомобилю Королевы Шлюх, ему с лихвой хватило времени, чтобы еще раз обдумать и изменить первоначальный план.
Во-первых, когда он только скрылся в бурьяне, направляясь строго на восток, он назвал ее Пьяницей. Но это прозвище его не устроило. Леди Гнилая Печень и Мисс Сраная Морда звучали лучше, но не соответствовали ей в той мере, как ему хотелось. Он не мог назвать ее Грудастая, потому что это прозвище уже досталось тете Джейнис, матери первого убитого им человека, кузена Мешок Говна. За прошедшие с той поры годы он роздал все более-менее значимые части женского тела другим женщинам. Он не отказывался повторно использовать в прозвищах названия этих самых частей, если имелась возможность добавить к ним ласкающее слух прилагательное, но вычерпал до дна и этот источник. Так что на прозвище, связанном с анатомией, пришлось ставить крест. В конце концов он остановился на Королеве Шлюх, отталкиваясь от ее слабости на передок, о чем она вскользь упоминала, и исходя из большой вероятности того, что в юном возрасте мужчины использовали ее помимо воли: королевы, в конце концов, тоже не властны над своей жизнью. Все определяется статусом.
Правильный выбор прозвища имел огромное значение. От него требовалось не только вызывать улыбку, но и как можно точнее соответствовать субъекту, его получающему, дабы тем самым превратить его или, в данном конкретном случае, ее из личности в абстракцию, пустые слова. Правильный выбор прозвища снимал многие этические вопросы. Чтобы выполнять свой долг – прореживать человеческую толпу и сохранять мир, в котором сам он живет, – утилитарный биоэтик не мог позволить себе думать, что большинство человеческой толпы – такие же люди, как он сам. Во внутреннем мире Престона только полезные люди, которые могли что-то предложить человечеству, которых отличало высокое качество жизни, сохраняли то же имя, что и во внешнем мире.
Итак, убить Королеву Шлюх. Такую он ставил перед собой задачу, когда покидал дом Тилроу, такой эта задача оставалась, когда он подкрадывался к ней. Но по пути он решил изменить способ убийства.
Воспользовавшись тростью с рукояткой в виде змеи, Престон бросил ее на заднее сиденье.
Ключи Королевы Шлюх висели в замке зажигания. Он вынул их, чтобы открыть багажник.
Подтащил ее по ковру из сосновых иголок и травы к заднему бамперу.
Глядя на его деяния, небо потемнело еще сильнее. Дамба, сдерживавшая громы и молнии, грозила рухнуть в любой момент.
Ветер вдруг погнал по кронам стадо фырчащих быков, а потом припустил за ними со сворой остервенело лающих собак.
Весь этот шум и запах надвигающейся грозы возбуждали Престона. Королева Шлюх… такая красивая, обмякшая, все еще теплая… искушала его.
Сосновые иголки предлагали стать постелью. Завывающий ветер будил жестокого дикаря, живущего в его сердце.
С честностью, которой Престон гордился, он признавал существование этого дикаря. Как любой человек, рожденный от мужчины и женщины, он не мог претендовать на совершенство. Это признание являлось одним из результатов самоанализа, через который должен пройти каждый биоэтик, чтобы обрести признанное всеми право устанавливать правила, по которым будут жить другие.
Так редко ему предоставлялась возможность убивать, не ограничивая себя. Обычно, чтобы избежать тюрьмы, ему приходилось обходиться массивной дозой дигитоксина, от которого человек умирал, не чувствуя боли… или вводить в артерию жертвы воздух…
А вот с Жабой и теперь с Королевой Шлюх он дал себе волю. У него словно прибавилось сил, энергия переполняла его. Чего скрывать, у него все встало.
К сожалению, на страсть времени не было. Он оставил внедорожник около дома. Тело, забитое тростью, лежало в спальне со шляпами, в ожидании, когда его обнаружат. И хотя не верилось, что кому-то могла прийти в голову мысль наведаться к Жабе на воскресный обед, Престон хотел как можно быстрее уничтожить компрометирующие его улики.
Королева Шлюх была одной из этих улик. Он поднял ее и уложил в багажник «Камаро».
Кровь запятнала ему руки. Он поднял с земли пригоршню сухих сосновых иголок. Вытер ладони, пальцы. Большая часть крови ушла с иголками, та, что осталась, подсохла.
Затем он сел за руль, выехал на шоссе, свернул на проселок, проехал мимо перевернутого трактора.
Поставил «Камаро» рядом со своим внедорожником, перед домом Жабы.
Вытащить Королеву Шлюх из багажника оказалось сложнее, чем засунуть ее туда.
Кровь блестела на обивке. На мгновение вид этих пятен парализовал Престона.
Он собирался обставить все так, будто женщина сгорела в доме вместе с Жабой. Бумага и деревянные индейцы вспыхнули бы как порох, при содействии галлона бензина огонь был бы таким сильным, что от тел не осталось бы ничего, разве что самые крупные кости, и уж конечно, никаких свидетельств насильственной смерти. В таких маленьких городках, как Нанз-Лейк, полиция, конечно же, не располагала ни человеческими, ни техническими ресурсами для тщательного расследования убийств.
