– Дым – всего лишь частицы материи. На микроуровне, где сила воли побеждает, я могу передвинуть некоторые частички с того места, где они находятся, туда, где мне хочется их видеть. А молекул в дыме куда меньше, чем в штыре врезного замка. Это простой фокус. Да и вообще, я владею только тремя фокусами, и все они очень простые, зато полезные.
– Ты у нас лучше Бэтмена, – похвалила его Лайлани.
Улыбка у существа оказалась такой же лучезарной, как глаза.
– Ну, спасибо. Но фокус этот отнимает энергию, на ее восстановление потребуется много сосисок, так что нам лучше уйти отсюда.
Сквозь дым и огонь, под защитным куполом, они шли, ориентируясь на кровавые отметины, оставленные Ноем.
Пересекающиеся коридоры, кухня, заднее крыльцо, заваленное пустыми бутылками…
И наконец они увидели серое небо. Дождь все лил, но не такой сильный, как в тот момент, когда они входили в дом. Никогда раньше Ной так не радовался дождю: чистому, свежему, бодрящему.
Полли ждала во дворе, держа в руках мокрые одежду и кроссовки Кертиса. Сама промокшая до нитки, заляпанная грязью, она улыбалась, словно блаженная, не замечая дождя.
Золотоглазое существо направилось к Полли, его белая шерсть, похоже, отталкивала воду, взяло у нее одежду мальчика, потом повернулось, чтобы встретиться взглядом с остальными. Пусть не сразу, они все поняли и отвернулись.
Какие-то мгновения стояли молча, потрясенные случившимся, пытаясь осознать величие события, участниками которого они стали, а потом Лайлани засмеялась. Ее веселье заразило близняшек, Микки и даже Ноя.
– Что тут забавного? – спросило существо.
– Мы уже видели тебя голым, – сквозь смех ответила Лайлани.
– Только не в облике Кертиса Хэммонда.
– Приятно осознавать, что ты не из тех похотливых пришельцев, которые, приходя спасать мир, трясут перед всеми своим мужским достоинством.
* * *
Когда они на двух автомобилях отъезжают от фермы Тилроу, только редкие струйки дыма пробиваются из-под крыши да из нескольких щелей. А потом огненный смерч начинает вышибать окна, и черные клубы вырываются из них навстречу дождю.
Выехав на шоссе, они сворачивают к Нанз-Лейк. По пути им не встречается ни одной машины.
Выйдя из человеческого обличья и вернувшись в него, мальчик-сирота усиливает мощность энергетического сигнала, который могут засечь враги. Если худшие выродки не прекратили его поиски, этот сигнал может появиться на дисплеях их мониторов.
Поэтому по возвращении в кемпинг они намереваются немедленно тронуться в путь. Движение способствует маскировке, но Кертис сожалеет, что ему придется покинуть Нанз-Лейк, не увидев, как монахини катаются на водных лыжах, летают на парапланах, закладывают виражи на гидроциклах. Возможно, когда мир будет спасен, они еще смогут вернуться сюда и посмотреть, как монахини наслаждаются отдыхом.
Он смотрит в заднее стекло «Камаро», чтобы убедиться, что Полли и Кэсс следуют за ними во взятом напрокат автомобиле Ноя. Да, Полли за рулем, Кэсс сидит рядом. Сумки, несомненно, рядом с ними, все лучше, когда оружие под рукой.
Если он потеряет близняшек, своих великолепных сестер, у него разорвется сердце, а потому он не должен их потерять. Никогда. И так он потерял слишком многих.
Микки ведет «Камаро», Ной сидит рядом с ней. Лайлани делит с ним заднее сиденье, а Желтый Бок лежит между ними. Устав после заполненного множеством событий дня, собака спит.
Они молчат, занятые своими мыслями, и Кертис их хорошо понимает. Иногда общаться легко, иной раз – трудно, а случается, когда общение не требует слов.
Когда они прибывают в кемпинг, дождь прекращается. Умытые сосны блестят зеленью. На кронах сверкают мириады капелек-бриллиантов. Стволы и ветви темны, как шоколад. Уже поют птицы, чирикают воробьи, приветствуя окончание грозы. Это удивительный мир, и мальчик-сирота любит его всем сердцем.
Путь к «Флитвуду» ведет мимо «Превоста», и, когда они приближаются к дому на колесах, служившему тюрьмой Лайлани, Кертис видит припаркованные рядом «Скорую помощь» и патрульную машину. Мигающий маячок последней не может заслонить собой красоту возвышающихся над ней деревьев, но напоминает Кертису, что в этом мире, пусть и прекрасном, больше тревог, чем покоя.
Полицейский, стоящий рядом с патрульной машиной, машет Микки рукой, предлагая побыстрее проезжать мимо.
Задняя дверца «Скорой помощи» открыта, там готовы принять больную.
Два фельдшера уже везут каталку от дома на колесах.
На ней лежит женщина. Хотя Кертис никогда не видел ее, он знает, кто она.
Ради ее же безопасности и безопасности тех, кто хочет ей помочь, мать Лайлани крепко привязана к каталке. Она бьется изо всех сил, пытаясь разорвать ремни. Голова ее мотается из стороны в сторону, она клянет фельдшеров, клянет зевак, кричит в серое небо.
Лайлани отворачивается, наклоняет голову, смотрит на руки, которые сложила на коленях.
На сиденье между ними ставшая ему сестрой по-прежнему спит. Сцена у «Превоста» ее не разбудила. Ее влажный бок поднимается и опадает в такт дыханию.
Когда «Камаро» проезжает мимо «Скорой помощи», Кертис наклоняется к Лайлани и поднимает деформированную руку с колен.
Она смотрит на него, глаза затуманены горем.
Он говорит: «Ш-ш-ш-ш» – и осторожно прижимает ее ладонь к боку спящей собаки, накрывая руку девочки своей.
В каждом мире есть собаки или их эквивалент, существа – верные спутники, существа с достаточно высоким уровнем интеллекта, пусть и не самым высоким, а потому их простые желания и потребности позволяют им оставаться невинными. Сочетание невинности и разумности позволяет им служить мостиком между преходящим и вечным, между конечным и бесконечным.
Из трех трюков, доступных Кертису, первый – способность навязывать свою волю материи на микроуровне, где сила воли всегда побеждает. Второй – умение устанавливать связь мальчик – собака. И третий – возможность научить второму любого, кого он встретит, и именно этим третьим трюком он может спасти мир.
– Ш-ш-ш-ш, – повторяет он, и глаза Лайлани расширяются, когда он берет ее с собой в собачьи сны.
Для тех, кто в отчаянии думал, что жизнь их бессмысленна и бесцельна, для тех, кто пребывал в одиночестве, которое иссушало сердце, для тех, кто ненавидел, потому что человечество отвергало их, для тех, кто губил свою жизнь в жалости к себе и самоуничтожении, потеряв спасительную мудрость, с которой они родились, для них всех и многих других надежда ждет в собачьих снах, где святая основа жизни проявляется во всей своей красе, не сокрытая человеческими похотью, жадностью, завистью и безграничным страхом. Здесь, в снящихся собаке лесах и полях, на берегах рек, где везде и во всем проявляет себя игривое Присутствие, Кертис может показать Лайлани главное, на что она лишь решалась надеяться: хотя мать никогда не любила ее, есть Тот, кто любил всегда.
