– Проверили, не сбежала ли я из тюрьмы.
Без тени смущения Эф встретилась с ней взглядом.
– На моем месте вы поступили бы точно так же. Мне не представляется, что я чем-то вас обидела.
– С моей точки зрения все выглядит несколько иначе, – ответила Микки, ругая себя за то, что втянулась в перепалку.
– При всем уважении к вам, мисс Белсонг, я живу с собственной точкой зрения – не с вашей.
С тем же успехом Эф могла влепить ей пощечину. Лицо Микки вспыхнуло от унижения.
Если бы Эф смотрела на дисплей компьютера, Микки точно сказала бы что-то очень обидное. Но в глазах женщины она видела холодное презрение, достойного соперника ее жгучей злости, и непоколебимое упрямство.
Из всех инспекторов судьба свела ее именно с этой, словно ей хотелось посмотреть, как они столкнутся лбами, словно два барана.
Лайлани! Она пришла сюда ради Лайлани.
Проглотив достаточно злости и гордости, чтобы не проголодаться до ужина, Микки взмолилась:
– Позвольте мне рассказать о положении, в котором оказалась девочка. И ее брате. От начала и до конца. Без вопросов и ответов.
– Попробуйте, – бросила Эф.
И Микки пересказала историю Лайлани, опустив уж самые невероятные подробности, чтобы не дать Эф возможности принять все за выдумку.
Даже слушая эту версию, а-ля «Ридерс дайджест», Эф проявляла нетерпение. Ерзала на стуле, брала блокнот, словно хотела что-то записать, и вновь опускала на стол без единой записи.
Всякий раз, когда упоминался Престон Мэддок, брови Эф сходились у переносицы, тонкие нити морщин собирались у уголков глаз, губы плотно сжимались. Очевидно, ей не нравилось, что Микки полагала Мэддока убийцей, и это неудовольствие проступало на ее лице.
Такое отношение не объяснялось исключительно неприязнью к Микки. Похоже, Эф давно уже приняла сторону Мэддока, пусть и не защищала его, и никакие аргументы не могли поколебать сложившееся у нее мнение.
– Если вы верите, что мальчика убили, почему вы обратились сюда, а не в полицию? – спросила Эф, когда Микки замолчала.
Объяснять было сложно. Во-первых, два копа существенно изменили факты, касающиеся ее задержания, с тем чтобы она выглядела как сообщница, а не просто подруга парня, подделывающего документы, а общественный защитник, назначенный ей судом, то ли слишком устал, то ли не знал, как донести до присяжных истинное положение дел. В общем, с полицией ей связываться не хотелось. Да и системе она не очень-то доверяла. И потом, понимала, что местные службы не горят желанием расследовать убийство, совершенное в далеких краях, у них хватало и своих преступлений. Она не могла утверждать, что знала Лукипелу. Ее обвинение базировалось исключительно на вере в Лайлани, и хотя она не сомневалась, что полицейские тоже поверят, ее показания юридической силы не имели, будучи показаниями с чужих слов.
Поэтому ответила Микки достаточно обтекаемо:
– Исчезновение Луки нужно расследовать, это несомненно, но в данный момент речь идет о судьбе Лайлани, ее безопасности. Нельзя сначала дожидаться, пока копы докажут, что Луки убили, а уж потом защищать Лайлани. Сейчас она жива, но находится в беде, поэтому прежде всего надо заняться ее судьбой.
Без комментариев, повернувшись к компьютеру, Эф печатала две или три минуты. Могла заносить в файл версию Микки, а могла составлять официальный отказ в проведении расследования.
За окном бушевала жара. У растущей по соседству пальмы листья обвисли, из зеленых став коричневыми. Калифорния выгорала.
Наконец Эф перестала печатать и повернулась к Микки.
– Еще один вопрос, если не возражаете. Возможно, вы найдете его очень личным, поэтому отвечать вас никто не обязывает.
В надежде, что Управление социальной защиты детей возьмется за это дело, пусть отношения с инспекторшей у нее не сложились, Микки ответила с чуть заискивающей улыбкой:
– Задавайте.
– Вы нашли в тюрьме Иисуса?
– Иисуса?
– Иисуса, Аллаха, Будду, Вишну, Л. Рона Хаббарда. Многие люди, попав за решетку, обращаются к Богу.
– Если я что и нашла там, мисс Бронсон, так это направление, в котором мне следует идти. И здравого смысла, когда я выходила из тюрьмы, у меня прибавилось по сравнению с тем днем, когда я входила туда.
– Многое из того, что делают люди в тюрьме, – тоже религия, даже если они принимают это за что-то другое, – гнула свое инспекторша. – Экстремистские политические движения, левого и правого толка, одни – основанные на расовой непримиримости, другие – на обиде на весь мир.
– Я ни на кого не держу обиды.
– Я уверена, вы понимаете, чем вызвано мое любопытство.
– Откровенно говоря, нет.
По лицу Эф чувствовалось, что она в этом сильно сомневается.
– Мы обе знаем, что Престон Мэддок вызывает ненависть у самых различных объединений, как политических, так и религиозных.
– Я как раз этого не знаю. Я действительно не знаю, кто он такой.
Эф проигнорировала ее слова.
– Множество людей, которые обычно на ножах друг с другом, объединяются в борьбе против Мэддока. Они хотят уничтожить его, потому что не согласны с ним в важнейшем философском вопросе.
Даже с ее бездонным резервуаром злости Микки не смогла почерпнуть из него хоть толику ярости в ответ на обвинение, что ею двигали философские мотивы. Она едва не рассмеялась.
– Эй, моя философия – не гнать волну, пережить день, может быть, получить немного удовольствия в том, что не чревато серьезными неприятностями. Глубже я не копаю.
– Вот и хорошо, – ответила Эф. – Спасибо, что зашли.
И инспекторша отвернулась к компьютеру.
Прошло немало времени, прежде чем Микки поняла, что разговор окончен. Но не поднялась со стула.
– Вы туда кого-нибудь пошлете?
– Дело заведено. Дальше – рутинное расследование.
– Сегодня?
Эф оторвалась от дисплея, но посмотрела не на Микки, а на один из постеров: пушистую белую кошку в шапке Санта-Клауса, сидящую на белом снегу.
– Сегодня нет. Девочку не бьют, сексуальных домогательств нет. Непосредственная опасность девочке не грозит.
– Но он собирается ее убить! – воскликнула Микки, чувствуя, что потерпела полное поражение.
Задумчиво глядя на кошку, словно прикидывая, когда же она соскочит с постера, поменяв белое Рождество на калифорнийское лето, Эф ответила:
– Даже если история девочки не плод ее фантазии, он убьет ее только на следующий день рождения, который наступит в феврале.
– До ее дня рождения, – поправила инспектора Микки. – Может, в следующем феврале, может… на следующей неделе. Завтра пятница. Я знаю, вы не работаете по уик-эндам, но, если вы не придете туда сегодня или завтра, они могут уехать.
