– Вероятность крайне мала, – покачала головой другой врач. Женщина. Из-за косметики и косметолога сложно было определить её возраст. Может те же тридцать. А может и сорок два. — Нервная система пациента атрофирована. И тот факт, что у него зашкаливает IQ не дает никаких надежд, кроме косвенных.
- Исследования предполагают…
– Вот именно, Артур. Они предполагают. А мы пытаемся миновать все промежуточные стадии. Еще даже эксперименты на мышах не получили одобрения, как мы собираемся положить под нож живого человека.
– Ну, в плане живого, вы, Элла Марковна, тоже… преувеличили.
– Нигилист ты, Артур, – скривилась Элла, но без особой злобы в голосе.
– В любом случае – мы получили разрешение от его опекуна, – развел руками Артур. – Умрет пациент на столе или мы совершим прорыв уровня десяти нобелевских премий – теперь все зависит от воли случая.
– Ты клятву Гиппократа давал.
– А еще, Элла Марковна, я брачную клятву давал. О том что детей прокормлю. И две сотни косых зелеными за участие в эксперименте как минимум закроют мне ипотеку.
Женщина промолчала.
Слова Артура никак не задевали Бориса. Это всё – всё, что происходило вокруг – не более, чем извращенный сон, созданный его подсознанием.
Компиляция предыдущего жизненного опыта и душевных метаний.
И как бы не казалась она реальной – это была лишь иллюзия.
– Ваш кофе и шаверма. Приятного аппетита.
Борис взял поднос и снова опустился за небольшой столик. Кофе в пластиковом стаканчике пах дешевым соевым молоком. Рядом с ним лежали две трубочки сахара из такого же дешевого фастфуда. На одноразовой тарелке лежала завернутая в блестящую фольгу шаверма.
Иллюзия.
Именно поэтому табак сигареты напомнил ему о табаке адептов. Лидусская медовуха из бара была на вкус, как… лидусская медовуха.
И эта шаверма…
Хаджар никогда не пробовал шаверм. Так что и она будет на вкус, как…
– Молодой человек, – вдруг обратилась к нему Элла Марковна. – мы с вами знакомы?
Борис к этому времени уже развернул фольгу и надкусил ароматный, теплый лаваш. Хрустнули листья салата. Огурцы и помидоры дополнили вкус пряного соуса, текущего по пальцам. И островатое, горячее мясо коснулось языка.
Борис застыл.
Элла Марковна и Артур вскочили со своих мест. Упали табуретки. И пролитый кофе полился на землю.
– Никогда… – Хаджар прожевал и проглотил. – Никогда не ел ничего такого.
Шаверма упала на стол.
Элла Марковна перекрестилась. Артур тяжело и глубоко дышал.
Они точно видели перед собой их подоп… пациента.
– Мы не будем об этом говорить, – произнесла Элла.
Артур только кивнул.
В больницах всякое происходит… и большинстве этих историй не вспоминают даже за стаканом отнюдь не дешевого, но вкусного кофе.
Врачи развернулись и направились обратно, оставив после себя беспорядок и лужи на столиках.
Хаджар тяжело дышал. Он сидел на островке посреди пяти реки. И пять канатов крепко держали его связанным.
– Что это было? – произнес он.
Он сжимал и разжимал ладонь. Он смотрел на бескрайние просторы этой странной реальности. Где кроме маленького островка, канатов и рек не было больше ничего.
То что он видел? Это был сон? Реальность?
– Нет, это все не важно, – замотал головой Хаджар. Словно хотел скинуть с себя наваждение. – Это не важно.
С трудом поднявшись под давлением канатов, Хаджар глубоко задышал и успокоил бешенный бег сердца.
Правда в том, что только оказавшись в Городе, он уже знал, что ему нужно сделать. Просто хотел…
– Нет, – повторил Хаджар. – не важно.
Выпрямившись, он протянул руку за пазуху. Как и с зажигалкой, он знал, что там обнаружит.
Простой, ничем не примечательный нож. Старая рукоять местами обтесалась и обнажила стальную пластину. Да и само лезвие – с зазубринами, местами ржавое, с темными пятнами по клинку.
Метафорично…
Хаджар, не секунды ни сомневаясь в своих действия, размахнулся и провел ножом по самому толстому из канатов. Казалось бы разбитый и старый нож, который не смог бы и тростинки рассечь, с легкостью прошел через крепкие волокна.
Крепкие, мозолистые руки обхватили ускользающий канат. Хаджар, стиснув зубы, развернулся и положил огромный моток волокон на плечо.
Ткань одежд порвалась почти мгновенно, а следом за ней и плоть, вплоть до костей.
Нести на самом себе собственную волю, камнем уходящую куда-то вглубь бездонной реки – Хаджар знал не по наслышке, как это может быть тяжело.
Оставляя за собой в воде кровавые пятна, Хаджар потащил огромный валун, тянущий его ко дну в сторону реки, где под водной гладью мерцал изумрудный океан травы со стоявшим по центру холмом.
Давно уже пора этому холму стать горой.
И Хаджар собирался помочь этому случится.
Глава 1482
Оголенный по пояс, Хаджар стоял напротив огромной скалы. Она возвышалась каменным столпом посреди моря колышущейся травы. Отбрасывая широкую тень, спасала от палящего солнца, застывшего в зените.
И облака, плывущие по небу, касаясь её вершин, словно волны от волнореза — расходились длинными лоскутами.
Покрытая щербинами. Местами стесана. Вереницы глубоких шрамов исписали её густыми мазками неопытного художника.
И все же, Хаджар, утирая пот и кровь со своего “Я” смотрел на далекий пик с теплотой. Да, может его воля не выглядела так, как воспевали барды и менестрели, когда вели рассказы о героях прошлого.
Это не был стальной, несгибаемый стержень или гора, которую не могли сдвинуть даже боги.
И все же…
Это была его воля. И теперь он смог соединить свое сердце и волю, создав эти самым…
— Терна, – прошептал голос.
Знакомый, но какой-то… иной.
Хаджар не оборачивался. Он знал, что стоит ему попытаться увидеть говорящего, как наваждение мгновенно исчезнет.
— Все, что было разделено, станет едино, – продолжил говорить голос. – Раб ли богов человек? Раб ли он свою судьбы? Раб ли он законов Неба и Земли? Я не знаю, тернит.
Тернит… Хаджар уже слышал это слово. Слышал в столь старых легендах, что сложно представить, чтобы в землях смертных остался хоть кто-то, кто слышал эти легенды от матерей своих матерей, а не натыкался на них в древних развалинах.
– Все пути ложны. Все молитвы – пусты. Боги — лишь осколки отражения.
