— Что тебя беспокоит?
Галаэрон был так удивлен, услышав вопрос, заданный вслух, что ответ начал выплескиваться прежде, чем он успел его сформулировать.
— Ты знаешь, что Эсканор попросил Валу сопровождать его в атаке на фаэриммов Миф Драннора.
— Она прекрасный воин, и ее темный меч обладает силой — сказал Теламонт. — Это хороший выбор.
— Я хочу, чтобы ты оставил ее здесь.
— Вала не из тех, кто прячется от смерти — сказал Теламонт. — Даже если бы такое было возможно, она стала бы меньше думать о себе.
— Это не то, что меня беспокоит — сказал Галаэрон. — Она может сама о себе позаботиться, даже в пещере, полной фаэриммов, но она нужна мне здесь.
— А, обещание.
Они дошли до арки и вошли в небольшую угловую комнату с окнами из тонко нарезанного обсидиана на двух стенах. За окнами привычный мрак, окутывавший анклав, казался почти несуществующим, открывая захватывающий, хотя и несколько затемненный, вид на пески Анаврока, катящиеся внизу. Теламонт указал Галаэрону на стул рядом с одним из окон, сел напротив, затем сказал
— Она обещала убить тебя, если твоя тень возьмет верх.
Галаэрон кивнул.
— Мне нужно знать, что она здесь, чтобы сдержать свое слово.
— Нет, не нужно.
Хадрун неожиданно появился рядом с Высочайшим, снова проводя ногтем большого пальца по глубокому углублению посоха. Теламонт заказал вино для себя и Галаэрона, и ноготь сенешаля так глубоко вонзился в желобок, что кончик большого пальца побледнел до светло-серого. Теламонт продолжал:
— Вале никогда не придется выполнять это обещание, пока ты в моей компании.
Галаэрон склонил голову.
— Ты способен на многое, Высочайший, но даже ты не можешь разрешить мой теневой кризис за меня, как ты говорил сам, уже много раз.
Теламонт поднял рукав, чтобы заставить его замолчать, и Галаэрон увидел полупрозрачный силуэт иссохшего когтя, вырисовывающийся серым на фоне слабого света обсидиановых окон.
— Но, если ты собираешься лгать, лги мне, а не себе.
Галаэрон нахмурился.
— Что ты говоришь?
— Ты знаешь, о чем я говорю — сказал Теламонт. — По крайней мере, твоя тень точно
— Что я не хочу, чтобы Вала уходила, потому что ревную?
Теламонт молчал. Галаэрон встал и зашагал через комнату, едва не наткнувшись на маленький письменный стол, прежде чем заметил, что тот плавает в темноте.
— Эльфы не ревнуют.
— И не засыпают, — ответил Теламонт, — и не видят снов, как люди.
Галаэрон проглотил нарастающий гнев и повернулся лицом к Высочайшему.
— А что, если я ревную? Я все еще хочу, чтобы ты оставил ее здесь.
Теламонт посмотрел на проплывающую мимо пустыню.
— А кому это нужно?
Галаэрон на мгновение задумался и понял, что думает только о себе, а не о Вале. Она почувствует себя униженной, если подумает, что он не доверяет ей, а он все еще не хочет, чтобы она уходила.
— Разве это имеет значение? — спросил Галаэрон.
Закутанная в капюшон голова Теламонта одобрительно качнулась.
— Ты начинаешь понимать, но я не стану вмешиваться в миссию Эсканора. — Он отвернулся от окна и вперил в Галаэрона свой платиновый взгляд. — Забудь об этой женщине. Твоя тень будет использовать твою любовь против тебя, и такие эмоциональные привязанности могут только помешать твоим занятиям.
У Галаэрона закружилась голова. Он, конечно, знал о своем растущем влечении к Вале, но никогда не называл это любовью, даже мысленно. Эльфы должны были знать друг друга годами, иногда десятилетиями, прежде чем они чувствовали, что-то близкое к тому, что люди описывали как любовь, а он знал Валу всего несколько месяцев. Сказать, что он любит ее... Хотя, большинство эльфов тоже не спят и не видят снов. Галаэрон почувствовал тяжесть вопроса и, подняв глаза, увидел, что Теламонт все еще смотрит на него.
— Занятия? — спросил он, надеясь скрыть, что на самом деле происходит у него в голове.
Глаза Теламонта блеснули. — Твои занятия магией — сказал он. — Ты довольно одаренный иннатот. Как только ты обретешь мир со своей тенью, я начну учить тебя всерьез.
— Действительно?
Даже для Галаэрона ответ прозвучал менее чем восторженно, но он продолжал видеть Валу в объятиях Эсканора, и это был образ, с которым он никогда не хотел чувствовать себя комфортно. — Это для меня неожиданность. Мелегонт предупредил меня, чтобы я вообще прекратил использовать магию.
— Мелегонт всегда был осторожен, — ответил Теламонт. — Прекрасное качество для шпионов ... но ограничивающее.
Хадрун вышел из сумрака с вином. Сначала он обслужил Теламонта, затем пересек комнату, чтобы предложить Галаэрону стакан какого-то уксусного черного пойла, которое не использовали бы для маринования траков в Эвереске. Галаэрон поднял руку, чтобы отказаться, и поклонился Теламонту.
— Ты дал мне много поводов для размышлений, — сказал он. — Если позволишь, я вернусь на Виллу Дузари, чтобы помедитировать.
Глаза Теламонта потускнели, но он поднял рукав и взмахом руки отпустил Галаэрона.
— Если ты считаешь, что так будет лучше. Возможно, Хадрун присоединится ко мне вместо тебя.
— Я буду польщен, Высочайший. — Хадрун бросил на Галаэрона огненный взгляд, затем повернулся к окну так быстро, что кубок слетел с подноса и пролился.
— Какая жалость, придется принести другой.
Галаэрон покинул гостиную, чувствуя, как волосы встают дыбом на затылке, а мысли ревут, как песчаные бури, которые время от времени заставляют город подниматься в холодный воздух на много миль над пустыней. Как и Мелегонт до него, Высочайший явно планировал помочь Галаэрону полностью реализовать свой потенциал как мага, и не заботясь о том, чего это может стоить Галаэрону или тем, кто его окружает. Учитывая цену, которую он заплатил только за то, чтобы научиться рисовать на Теневом Плетении, он вовсе не стремился увеличить глубину своих знаний, особенно учитывая то, что Теламонт только что сказал, что это будет стоить ему. Он все еще был достаточно эльфом, чтобы отказаться от своих эмоций, но потерять Валу было немыслимо, особенно потерять ее из-за Эсканора.
Галаэрон прибыл на Виллу Дузари злой и решительный. Он обнаружил, что его спутники собрались во дворе, сидя на подушках на земле, чтобы разделить вечернюю трапезу с Арисом, который полулежал вдоль одной стороны двора, подперев голову ладонью размером с седло.
— Галаэрон, какой сюрприз — сказала Вала.
В ее голосе не было настоящего энтузиазма. Она все еще не забыла резких слов, которые он сказал ей после битвы за мифаллар, и каждый раз, когда Галаэрон думал извиниться, тень в нем, казалось, превращала момент во что-то неловкое или горькое.
