С мест были принудительно согнаны то ли пятьсот, то ли шестьсот тысяч человек. Многие из них не получили ни транспорта, ни питания, ни размещения. Сколько людей при этой массовой репрессии погибло, в условиях войны никто не подсчитывал.
На этой драматической ноте дореволюционная история российского еврейства и заканчивается.
Но обостренность этого национального «вопроса» не ограничивалась давлением со стороны государства. Вражда была обоюдной, поскольку далеко не все евреи мирились со своим постоянно ухудшающимся положением.
Конечно, большинство пытались как-то приспособиться – благо исторического опыта было не занимать. С этой частью еврейского населения у правительства особенных проблем не возникало.
Другая часть, более динамичная, предпочитала уехать из страны-мачехи в другие края, где к евреям относились лучше.
Всего в эпоху государственного антисемитизма, то есть в правление Александра III и Николая II, из России эмигрировали почти два миллиона человек: более 80 % в США, остальные в Англию, Канаду, Аргентину, Палестину.
Самодержавие совершенно не препятствовало оттоку представителей нежелательной нации и лишь требовало перед отъездом обязательства никогда не возвращаться. Российские евреи, среди которых было много людей активных и способных, а также их потомки внесут свой вклад в развитие экономики, культуры и науки других стран, прежде всего США. Но потери «человеческого капитала» никого в правительстве не заботили (тогда и самого этого термина еще не существовало).
Беспокойство вызывал лишь третий тип еврейской реакции – сопротивление. Сталкиваясь с таким количеством несправедливостей, многие шли в оппозицию, а самые смелые и темпераментные – в революцию. Удивительно, если бы этого не произошло. Даже Столыпин как-то сказал: «Евреи бросают бомбы? …Если бы я жил в таких условиях, может быть, и я стал бы бросать».
Традиционное представление о евреях как о забитой, робкой, безответной массе разрушалось. Процент «лиц иудейского происхождения» в революционном и особенно террористическом движении был так высок, что правая печать стала писать о революции как о «еврейской заразе» – с точки зрения монархистской идеологии это должно было дискредитировать бунтарство в глазах народа. «Конечно, далеко не все евреи сделались революционерами, – пишет Витте, – но несомненно, что ни одна национальность не дала в России такой процент революционеров, как еврейская».
В 1897 году возник «Бунд», «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России», социалистическая организация не классово-интернационалистской, а классово-националистической идеологии. Партия «еврейского пролетариата» выступала против ассимиляции и сионистской эмиграции. Своей задачей она считала объединение восточно-европейского еврейства на принципах национально-культурной автономии. При этом агитацией Бунд не ограничивался, при необходимости его сторонники брались и за оружие.
В политику в основном шли молодые люди из образованных семей – многие из-за того, что не имели возможности учиться и, как теперь сказали бы, из-за отсутствия «социальных лифтов». У еврейской бедноты, то есть на низовом уровне, имелся еще более насущный мотив, побуждавший к действию, – защита своих семей от насилия.
В ответ на погромы возникают отряды «еврейской самообороны», в которых участвуют отнюдь не только революционеры.
Первый раз погромщики встретили сильный отпор в 1903 году во время гомельских беспорядков. Началось с драки на рынке между русскими и еврейскими рабочими, причем вторые взяли верх. Тогда собралась толпа мстителей, отправилась громить еврейские кварталы, но столкнулась там с сопротивлением, в том числе вооруженным. На помощь «своим» пришли солдаты, открывшие огонь по евреям. В результате столкновений число жертв с обеих сторон оказалось примерно равным.
В 1906 году в Белостоке повторилось то же самое – солдаты помогли погромщикам. Убитых и раненых среди евреев здесь было в несколько раз больше, чем среди их противников, но это было не избиение, а бой.
Однако, пожалуй, самый большой ущерб империи нанесло не «внутреннее», а «внешнее» еврейство. В девятнадцатом веке в западном мире сложилось несколько финансовых империй, основанных этническими евреями. Руководители этих могущественных корпораций считали своим долгом помогать единоплеменникам, оказавшимся под властью «Фараона» и «Валтасара», то есть русского царя.
Европейские магнаты-евреи главным образом оказывали поддержку эмиграции. Француз барон Эдмонд де Ротшильд потратил сорок миллионов франков на обустройство еврейских поселений в Палестине. Международный банкир и железнодорожный деятель барон Мориц Гирш пожертвовал семь миллионов фунтов на создание Еврейского колонизационного общества, которое отправляло евреев в Южную Америку.
Подобная филантропия самодержавию ничем не угрожала, но иначе повели себя американские банкиры еврейского происхождения.
Один из них, Джейкоб Шифф, считал делом своей жизни борьбу с самодержавной Россией. Триггером для него стал отвратительный кишиневский погром 1903 года. С этого момента Шифф начинает свою личную войну с царем.
Джейкоб Шифф
Это был человек энергичный и методичный, обладавший большим влиянием и обширными связями, один из лидеров бизнес-сообщества США и американской еврейской общины. В канун дальневосточной войны Шифф развернул деятельность по финансовой поддержке Японии. Небогатая островная империя сумела выдержать бремя расходов только благодаря этой помощи. Считается, что половина японского военного бюджета была обеспечена льготными ссудами, добытыми Шиффом.
Царское правительство было очень обеспокоено активностью знаменитого финансиста и пыталось как-то его утихомирить. Министр внутренних дел Плеве пригласил Шиффа приехать для переговоров. Тот ответил, что согласится на это лишь при условии отмены визовых ограничений для всех евреев. Визит не состоялся.
Потом в Америке с «главой еврейского финансового мира» встречался Витте и пытался ему объяснить, что «предоставление сразу равноправия евреям может принести им более вреда, нежели пользы». Эта позиция Шиффу, разумеется, понравиться не могла.
Он вредил чем мог царскому правительству и после войны, иногда весьма ощутимо. Помогал революционерам, лоббировал антироссийские шаги американского правительства. В результате президент Тафт в 1911 году не стал продлевать двухсторонний договор о торговле – в качестве санкции за дискриминацию евреев при выдаче российских виз.
В общем, еврейский «вопрос» был незаживающей язвой, наносившей вред российскому государству сразу в нескольких сферах.
Финляндский и другие «вопросы»
Если еврейский и польский «вопросы» были уже застарелыми, то новый очаг напряженности, в тишайшей доселе Финляндии, возник лишь в конце девятнадцатого столетия.
