Однако среди руководителей системы безопасности встречались и люди не полицейского, а государственного ума, хорошо понимавшие, что бороться нужно в первую очередь не с подпольем, но с враждебностью Общества и что ключом здесь является уважение к институтам власти. Используя грязные методы, можно победить в тысяче мелких боев и при этом проиграть войну.
За короткий срок во главе спецслужб дважды оказывались деятели, пытавшиеся исправить положение.
Убийство Столыпина. И. Сакуров
В 1903 году директором Департамента стал Алексей Лопухин, человек твердых монархических убеждений, но не менее убежденный сторонник законности. Это он пресек провокацию с распространением погромных листовок, которые выпускал отдел ротмистра Комиссарова, о чем я рассказывал в главе, посвященной «еврейскому» вопросу. Лопухин выпустил специальную инструкцию, в которой Охранке воспрещалось соучаствовать в подготовке государственных преступлений через секретных агентов – это означало принципиальный отказ от всякого провокаторства. Кроме того, Лопухин подал императору докладную записку, в которой доказывал, что одними полицейскими мерами революцию не победить – нужны структурные реформы.
На своей должности Лопухин продержался недолго. Его сместили за то, что полиция не уберегла великого князя Сергея Александровича, хотя произошло это, как мы знаем, именно вследствие провокаторской деятельности Азефа – о его истинной роли не догадывался даже директор Департамента. Впоследствии именно Лопухин – уникальный случай – помог революционеру Бурцеву, заподозрившему Азефа в предательстве, разоблачить двойного агента. Революционерам при этом его превосходительство нисколько не сочувствовал, он всего лишь хотел очистить полицию от грязи. Азеф скрылся, а Лопухин за провал ценного агента был приговорен к 5 годам каторги.
Другую попытку восстановить репутацию спецслужб предпринял Владимир Джунковский, в 1913 году занявший пост заместителя министра внутренних дел по всей полицейской работе. Он считал нормальным использование секретной агентуры, но запретил и двойных агентов, и провокаторов, а также объявил неэтичным держать шпионов среди студенчества и в армии. Считая охранные отделения «рассадниками провокации», Джунковский почти все их закрыл, оставив всего несколько в самых проблемных регионах.
По инициативе этого адепта «чистых рук» завершилась и карьера Малиновского. «Когда я узнал, что он состоит в числе сотрудников полиции и в то же время занимает пост члена Государственной думы, я нашёл совершенно недопустимым одно с другим, – пишет Джунковский. – Я слишком уважал звание депутата и не мог допустить, чтобы членом Госдумы было лицо, состоящее на службе в Департаменте полиции, и поэтому считал нужным принять все меры к тому, чтобы избавить от неё Малиновского». Шеф жандармов известил председателя Думы о двойной жизни лидера социал-демократов – и агент был с позором изгнан.
А.А. Лопухин и В.Ф. Джунковский
Принципиальность Джунковского не пошла ему на пользу. Тревожась за катастрофически обрушенный авторитет высшей власти, генерал стал слишком рьяно бороться с распутинщиной, за это в 1915 году был снят с должности и отправлен на фронт.
«Чистыми руками» полицейский режим поддерживать, увы, невозможно. (Зато «погромный» ротмистр Комиссаров сделал головокружительную карьеру: выслужился в генералы и возглавил охрану Распутина.)
Клин клином
Отдельным направлением борьбы с либеральной оппозицией и революционным движением было создание ультраправых организаций, режиссировавшееся той же тайной полицией.
Первая попытка подобного рода – вышибить клин клином, то есть использовать против левого экстремизма экстремизм правый – была предпринята еще в начале восьмидесятых годов, когда в кругах, близких к великому князю Владимиру Александровичу, возникло тайное общество «Священная дружина», собиравшееся ответить террором на террор. Из затеи ничего не вышло, поскольку руководители этого великосветского клуба были слишком большими аристократами, которые не спешили пачкать руки грязной работой, да и наверху в конце концов решили, что – выражаясь современным языком – монополия на насилие должна оставаться только у государства.
Потом в течение двух десятилетий порядок обеспечивался одними полицейскими мерами. Но к 1905 году «стабильность» окончательно рассыпалась, после объявления о будущих думских выборах Общество пришло в движение, и оказалось, что Власть находится в очень невыгодной и уязвимой позиции: не в центре политического спектра, а на его правом краю. Тогда и возникла идея создать массовое движение, которое будет «правее» правительства и даст ему простор для маневра.
Теоретически логичный, этот проект имел не много шансов на успех. Внутри Общества, то есть политически мотивированной части населения, конечно, имелись и люди ультраправых взглядов, готовые защищать самодержавие, но, как ни парадоксально это звучит, прямая поддержка государства, в первую очередь полиции, не усиливала, а ослабляла подобные поползновения.
Охранке было мало иметь в лице ультраправых верных союзников. Начальство желало полностью контролировать своих сторонников, а те, в свою очередь, не видели причин отказываться от помощи сверху. Но казенное, как известно, живым не бывает. В России вполне существовала социальная и культурная база для создания сильного протофашистского движения, основанного на контрреволюционной, антидемократической, националистической идеологии. Она нашла бы поддержку у консервативных слоев, враждебно или подозрительно относившихся к «ниспровергателям» любого толка. Однако Власть душила зарождающееся движение в своих объятьях.
Скажем, в декабре 1905 года, на пике беспорядков, император решил удостоить аудиенции делегацию «простых людей» из только что созданного «Союза русского народа».
Встреча происходила следующим образом.
«Правы ли мы, государь, оставаясь верными самодержавию?» – задал сложный вопрос один из членов депутации. Царь ответил, что да, совершенно правы: «Объединяйтесь, русские люди, я рассчитываю на вас» – и с благодарностью принял знаки похвальной организации, как бы и сам став ее членом.
Общественная инициатива перестает быть инициативой, когда относится к Власти как к непосредственному начальству.
Зато при столь высоком покровительстве движение сразу взяло высокий старт, причем возникло несколько групп, конкурировавших между собой. Этих «истинно русских людей» (как они сами себя аттестовали) вскоре стали называть «Черной сотней». Имелась в виду аналогия с «черными сотнями» (посадскими общинами), которые в эпоху Смутного Времени собрали народное ополчение против иноземных оккупантов. Аллюзии на драматические события семнадцатого века – «Вставайте, люди русские», «Жизнь за царя» и прочее подобное – были у правых в большом ходу еще и в связи с приближавшимся трехсотлетием дома Романовых.
