— Почему, Эль? — не дождавшись ответа, настаивает Кристофер.
Лин немеет, чувствуя, как все ее тело покрывается мурашками. Она бы солгала, сказав, что причина только в страхе. Недвусмысленные сексуальные вибрации, излучаемые Кристофером, пробуждают в ней самой чувственный отклик. Лин дико злит предательство собственного тела и в тоже время успокаивает. Ее никогда бы не смог так легко и быстро возбудить незнакомый мужчина, каким бы привлекательным он не был.
— Боишься меня? — произносят его губы, оказавшиеся там, где только что были пальцы. Теплое дыхание раздувает темные завитки. Обоняние улавливает родные нотки сандала и сигаретного дыма.
У Кристофера было не так много тайн от жены. Он прятал сигареты в ящике своего стола, но она все равно знала, что муж курит в кабинете, хотя и заходила туда крайне редко. Лин уважала личное пространство Кристофера, но судя по заметкам и напоминаниям в телефоне, он не отвечал ей взаимностью.
Три года, черт побери. Три года. Как много она пропустила! Целая жизнь, которую она бы не променяла и на два десятка лет. Джонас и Милли — она готова сойти с ума, лишь бы снова их увидеть. Даже если их не существует…
Сердце сжимается от боли, и она глубоко вдыхает смесь будоражащих запахов, проникающих ей под кожу. В этой жуткой реальности Кристофер — самый важный человек в ее жизни. И все происходящее подтверждает это на сто процентов.
— Не тебя, — отрицательно качнув головой, вздрагивает, ощутив скользящее горячее прикосновение губ. Она лжет, бессильно прислоняясь спиной к прохладному окну. Если бы не эта опора, она бы, наверное, снова рухнула в обморок. Ладонь Кристофера опускается на стекло в считанных миллиметрах от женского лица.
— Ты запуталась, Эль, — понимающе шепчет Крис, свободной рукой погладив ее по щеке. — Однажды мы уже победили этот недуг. Справимся снова. Не отталкивай меня. Доверься своей интуиции.
Легко сказать. А что, если интуиция кричит, что все вокруг лгут, и она оказалась в центре чужого злого умысла. Клиническая картина прогрессирующей шизофрении. Голоса в голове, немотивированные теории заговора, обрывки воспоминаний из психушки, бешеная Дрю и перья, прилипшие к грязному полу туалета.
— Я … Тогда, после аварии… я тебя тоже не узнавала? — сбивчиво спрашивает Лин, подняв голову. Ее взгляд цепляется за щетину на волевом подбородке. Крис редко позволял себе даже легкую небритость.
— Да, — коротко отзывается он.
— Тебе было тяжело?
— Страшно, Эль, — отвечает Кристофер низким полушепотом. — Я боялся потерять тебя, пока ты боялась меня, — теплая ладонь зарывается в копну ее волос, мягко массируя у корней. Лин непроизвольно жмурится от удовольствия. Это невероятно приятно и, судя по табуну мурашек, Крис однозначно делал это раньше.
— Почему ты остался? Остался со мной? — интересуется она и тут же торопливо поясняет: — Мужчины не любят проблемных женщин. Многие на твоём месте бросили бы меня.
— Мне повезло, что на моем месте только я, а не многие, — со смешком отвечает Крис. — И моя особенная Эль принадлежит мне одному.
Лин замирает, укутанная пожирающим жаром сильного мужского тела. Это ее шанс получить еще одно доказательство в копилку уже имеющихся. Сердце тревожно обрывается, воскрешая в памяти их самую первую встречу, у которой не было свидетелей. Отец на работе, мачеха на шопинге, Этан в школе, садовник на больничном. Начало лета, полуденный зной и горячий незнакомый парень с голым торсом, чистящий бассейн в саду дома Бартонов. Она заметила его в окно своей спальни и сразу поймала себя на мысли, что ей срочно нужно позагорать на одном из шезлонгов.
— Ты не выглядел очень заинтересованным, — осторожно произносит Лин, прислушиваясь к ритму его дыхания.
— Отец запретил мне глазеть на дочь хозяина. Я дал ему слово, что буду вести себя прилично, — ухмыльнувшись, отзывается Крис.
— Поэтому работал без футболки?
— Было жарко, Эль. Настоящее пекло.
— Ты мог обгореть.
— Не мог. Небо заволокло тучами в тот день.
— А когда начался дождь, ты так и не оделся, — она невольно улыбается вспоминая, как напрягались рельефные мышцы будущего мужа при каждом движении. До того момента девушке ни разу не доводилось испытывать такого острого неприкрытого сексуального желания. Немногочисленные парни, с которыми она несколько раз целовалась, так и не смогли вызвать в ней мысль о продолжении. Обычно она ограничивалась тремя свиданиями и теряла интерес.
— А ты так и не сняла темные очки, — парирует Крис.
Запрокинув голову, Элинор встречает его потемневший взгляд, сердце пропускает удар, а губы мгновенно пересыхают.
— Ты лежала под дождем в своем белом купальнике и не шевелилась.
Да, так и было. Если бы Лин сняла очки, красавчик с божественным торсом и глазами цвета неба мгновенно раскусил бы, как сильно она запала.
— Поэтому ты…
— Решил, что тебе стало плохо.
— Меня словно удар хватил, — подтверждает Элинор.
— Малышка, тебе срочно требуется искусственное дыхание.
— Я помню, — говорит Лин чувствуя, как печет в груди.
Необъяснимая грусть и что-то еще, нераспознанное, рвущее душу в клочья. Он так улыбался ей, как никто и никогда до него. А его ямочки? Она влюбилась в них, как одержимая, даже не зная имени парня. Как, черт возьми, ее мозг смог сотворить с ней такое? Если стоящий перед ней Кристофер — настоящий, то откуда взялся тот? Его лицо не могло появиться из ниоткуда. Мимика, жесты, смех, голос, прикосновения — все другое. Как такое можно придумать?
— А ты ответила… — с улыбкой продолжает Крис, но Лин не дает ему закончить:
— Я не малышка. Меня зовут Элинор Бартон.
— Приятно познакомиться, мисс Эль. Я — Крис Хант. Джек Хант мой отец, — опустив темноволосую голову, Крис шутливо подмигивает Лин.
Хаос в ее мыслях разрастается до неимоверных размеров. Это полный диссонанс. Они смотрят одно и тоже кино, но с разными актерами в главной роли.
— Помнишь, что ты заявила мне в ответ?
— Кто такой Джек Хант? — она цитирует свою фразу двенадцатилетней выдержки. — Черт, я чуть не умерла от стыда.
— Ты не обязаны была знать имя садовника, — небрежно пожимает плечами Крис.
— Твой отец работал у нас больше пяти лет. Это было… — она сбивается, пытаясь найти правильное определение. — Я чувствовала себя избалованной высокомерной сукой.
— Брось, Эль. Я так не думал. В белом мокром купальнике и нелепых очках ты меня просто сразила наповал. — ностальгирует Кристофер. — Но тебе было всего семнадцать.
— Всего месяц, — негромко вставляет Лин.
— Да, ровно месяц тебе было всего семнадцать. А потом, в день твоего восемнадцатилетия, ты сказала, что уже достаточно взрослая, чтобы позволить мне зайти дальше поцелуев. Ты засунула свои трусики в задний карман моих джинсов, написав на них помадой время и место. Все бы ничего, но помаду ты взяла у мачехи, а та предпочитала алые тона. И я не сразу понял, что там послание, и нехило сдрейфил. Трусики в красных пятнах, в моем кармане… Я терялся в догадках.
