— Я же любила тебя, Крис, — беспомощная, растерянная разворачивающимся клубком противоречивых эмоций, тихо произносит Лин, вставая рядом с мужем. Он вздыхает, оставляя облако пара на стекле. Его вдруг изменившийся запах заполняет ее рецепторы, проникает в вены, циркулирует в крови. Аромат знакомого и любимого парфюма стерся с кожи Кристофера. Морская соль, ветер, холодный дождь и ледяная ярость — вот так ее муж пах сейчас.
— И ты тоже меня любил. Я точно знаю. Я не могла этого забыть, — отчаянно продолжает Элинор, глядя как ожесточённо барабанит ливень в закрытые окна. Так же бьется и она — в сердце хранящего молчание мужа.
— Всему должно быть объяснение! — так и не дождавшись ответной реплики, в сердцах бросает Лин. — Я бы никогда тебе не изменила, Крис, — повернув голову, она смотрит на его чеканный правильный профиль, закрытий от проявления каких-либо чувств. — Если только…
— Если только? — не шелохнувшись, перебивает ее Крис. — Ты только что сказала: «никогда бы не изменила тебе», а секунду спустя говоришь: «если только». Это лицемерие, Эль. Или да, или нет. Все что между приравнивается к «да.» Ты бы изменила мне. И ты это сделала.
— Я… — измученно выдыхает Элинор, застыв с открытым ртом и силясь произнести хоть что-то вразумительное.
— Я никогда не дрался, Эль, — резко меняет тему Крис. Она смотрит, как быстро пульсирует вена на крепкой шее мужа, ее снова пронзает дикое возбуждение, вынуждающее сжимать бедра. — И знаешь, это оказывается очень просто. И чертовски приятно.
— Крис…, — она шокировано смотрит, как мужские губы расплываются в блаженной улыбке. Он сгибает и разгибает пальцы, заворожённо глядя, как от каждого движения кровь начинает сочиться сильнее.
— Что, Эль? — спрашивает Крис, не отрываясь от любования своей разбитой кистью.
— Этого не может быть…
— Чего именно?
— Ну, что ты не дрался. Ты же вырос в гетто, — произносит она.
Жуткая улыбка исчезает с красивых губ Кристофера, лицо вновь сковывает отчужденное выражение. Медленно повернув голову, он смотрит на ее грудь, отчетливо выделяющуюся через тонкое платье. Его взгляд ощущается, как прикосновение, обжигает, жалит, превращая все напряженное тело в оголённый провод.
— Сними его, Эль, — дыхание Кристофера становится глубже, тяжелее, и она непроизвольно подстраивается под его ритм, догадываясь, что произойдет дальше, но не представляя, как именно это будет. Лин не помнила свои измены, для нее измена происходит сейчас, и судя по тому, как неистово, до умопомрачения хочется, чтобы этот незнакомый опасный мужчина трахнул ее, она действительно это делала... с другими.
— Крис, мне так жаль, — тихо говорит она, неловко прикасаясь к его плечу, а второй рукой нервно дергая замочек молнии на спине. Платье медленно соскальзывает вниз, к носкам лакированных туфель. Совсем, как… и в тоже время совсем не так.
— Прости меня, если я причиняла боль. — пальцы неуверенно поднимаются выше, гладят покрытую ключей щетиной щеку. — И продолжаю причинять сейчас. — оторвав алчный голодный взгляд от ее торчащих сосков, мужчина смотрит в позеленевшие от слез глаза. В глубинах широких зрачков плавится сталь, взрываются далекие звезды. Холодные и обжигающие.
— Мне безумно жаль, Крис, — искренне шепчет Лин, испытывая дикую жажду прижаться к нему, почувствовать кожей, вспомнить... — Не знаю, что со мной произошло. Что произошло с нами, — облизав пересохшие губы, Лин смотрит в его неприступное лицо, мысленно умоляя услышать, понять и, может быть, простить.
— Правда, не знаешь? — его пепельные глаза сужаются, в глубине зрачков плавится ядовитый металл. Пары ртути смертельны, она знает это с уроков химии. «Ты отравил меня, Крис? Или это сделала я с нами обоими?» — И ничего не помнишь? — второй вопрос заставляет ее вздрогнуть.
Лин отрицательно качает головой, и внезапной вспышкой в сознании мелькает яркое воспоминание. Вряд ли настоящее, потому что увиденное случилось, когда Джонасу было около года или чуть больше.
Даже в идеальной вымышленной версии их брака в какой-то момент начались проблемы в сексе. Крис много работал, маленький ребёнок, бытовые заботы, времени в обрез. Физическая сторона отношений между супругами стала рутинной, однотипной, не будоражащей, как раньше. Кристофер предложил ей обновить отношения, добавить экстрима. Ролевые игры…
— Что-то вспомнила, Эль? — вкрадчивый голос мужа возвращает ее в реальность.
— Это же было? — ошарашено выдыхает Элинор.
— Только не начинай сначала, — раздраженно бросает Крис.
— Ты сам этого хотел?
— Чтобы ты трахалась с курьером? Ты издеваешься?
— Я думала, что это ты! — отчаянно кричит Лин. — Я называл его твоим именем. Возможно, в моей голове что-то перемешалось, и я не осознавала до конца, что делаю, но я думала, что это ты.
— Просто заткнись, Элинор, — больно сжав окровавленными пальцами ее скулы, яростно бросает Крис, наклоняясь к лицу супруги. — У тебя не выйдет сделать виноватым меня. Просто признай, что ты обыкновенная шлюха, и получай удовольствие от любимого процесса, — хрипло шипит он в ее открывшиеся в болезненном стоне губы, прежде чем накрыть их грубым поцелуем.
Его горячий язык бесцеремонно врывается в рот, алчно поглощает, берет без спроса, отнимая, стирая, обесценивая все светлое, что хранило их прошлое, все то, что она помнила. Первые взгляды, первое знакомство, неумелый флирт, улыбки, робкие объятия, первый секс, пунцовые щеки и первый оргазм месяц спустя, первая брачная ночь в Парижском дешевом отеле, первый крик их первенца, первый осознанный взгляд малышки Мили… Из всего перечисленного больнее расставаться с мыслями о детях, все равно что вырезать с кожей, с нервами и поливать открытую незаживающую рану солевым раствором каждый раз, когда в памяти всплывают лица Джонни и Милли.
Что из этого было настоящим?
Если ничего, то какой смысл продолжать?
Если их никогда не было, то для чего жить дальше, бороться, искать ответы?
Что может ей дать это настоящее, пока она оплакивает свое несуществующее прошлое? Смывает горько льющимися слезами из-под плотно сомкнутых век, ощущая проницательный мужской взгляд и не смея открыть свои глаза.
Во что она превратила свою жизнь, во что превратилась сама?
Боль вперемешку с похотью горят в каждом нерве звенящего как натянутая струна тела, и не существует щита, способного остановить надвигающуюся стихию. Ураган не спрашивает у листка, хочет ли он взлететь, а одним мощным ударом отрывает от родной ветки и несет ввысь, а потом смешивает с грязью.
— Прекрати стоить из себя жертву, Эль, — кусая ее саднящую губу, злится Кристофер. — Я слышу, как ты думаешь. Слишком громко. Убавь звук.
— Ты сумасшедший.
— Не больше, чем ты, Эль, — отвечает с ухмылкой, снова поглощая истерзанные губы.
Все неправильно. Все не так, кричит разум, но жар между ног требует поддаться грубой мужской силе, принять его волю, открыться для него и получить все, что он обещает, не говоря ни слова.
