Сколько ещё должно пройти дней и ночей, чтобы память вернула ей хоть что-то.
Вымученно улыбнувшись одиннадцати изображениям Кристофера, она подходит к начатому накануне наброску, критично смотрит на нечёткие очертания мужского лица с размытыми чертами, с раздражением понимая, что не сможет его закончить. Не сможет, потому что отлично знает, каким будет результат.
Двенадцатый Кристофер…
Черт, она неизлечима.
Похоже, ее фантазия перестала работать, зациклившись на одном единственном лице. Лин пыталась рисовать других и один раз даже заставила Дональда позировать ей, но художнице постоянно что-то мешало, отвлекало, не позволяло сосредоточиться. Рука дрожала, начинала болеть голова, поясница ныла, плечи затекали, не устраивало освещение, что в комплексе с кучей других мелочей превращали любимую работу в адскую пытку. Истинная же причина неудач состояла совсем в другом. Ее тормозили одиннадцать пар глаз, пристально наблюдающих за каждым движением грифеля по холсту. И даже если она накрывала протерты мужа тканью, ничего не менялось. Его присутствие ощущалось в каждом атоме пространства, и она могла думать только о нем и рисовать только его.
— Ладно, черт с тобой, — обращается Лин к пока обезличенному мужчине и, сжав пальцами грифельный карандаш, берется за работу, впадая в состояние творческого транса. Ее рука легко порхает над холстом, оставляя короткие штрихи, постепенно придавая четкость контурам и чертам. Окончательно портрет оживет только завтра, когда она возьмётся за краски.
В реальный мир Элинор возвращает звонок мобильника, прозвучавший одновременно со стуком в дверь.
— Да, — прижав телефон к уху, отвечает Лин. Часы на стене показывают половину второго, а такое ощущение, что прошло не больше часа.
— Я внизу, Элли, — звучит в трубке жизнерадостный голос Тэмзин. — Не знаю, куда отправилась твоя немая, но я послала ее за тобой.
— Она здесь, — обернувшись, Лин натянуто улыбается стоящей на пороге Терезе. — Пройди в беседку, Тэм. Я сейчас спущусь, — закончив вызов, Элинор убирает телефон в карман светлых хлопковых брюк.
— Ты все сделала, что я просила? — завязав концы просторной белой рубашки на талии, уточняет она у домработницы, и та, как обычно, кивает с услужливой улыбкой.
— Спасибо, Тереза, — поравнявшись с прислугой, благодарит Элинор и показывает на незаконченный портрет. — Накрой его чем-нибудь, но только очень осторожно.
Она выходит в коридор и почти доходит до лестницы, когда вдруг вспоминает, о чем сегодня собиралась поговорить с Тэм. Не хотелось бы, чтобы кто-то мог их подслушать. Даже случайно. Она ни в чем таком не подозревает Терезу, но ей будет спокойнее, если в доме не будет посторонних людей. У Дональда сегодня официальный выходной. А значит осталось избавиться только от домработницы.
Развернувшись, Элинор возвращается в студию и, открыв было рот, застывает на пороге, уставившись на Терезу, прикасающуюся пальцами к черно-белому лицу Кристофера на холсте.
— Я, кажется, просила накрыть его, а не лапать, — грубо бросает Лин. Женщина испуганно оглядывается, на красивом лицо мелькают растерянность и испуг. — Нравится мой муж? — подходя к оцепеневшей Терезе, холодно спрашивает Элинор. Отмерев, домработница достает свой блокнот и, схватив карандаш Лин, начинает быстро что-то писать.
«Простите, Элинор. Мне очень нравятся ваши работы, но не мистер Хант. У вас дар. Я восхищаюсь вами», — вырвав листок, показывает его автору портрета перепуганная Тереза.
— Ладно, все в порядке, — бормочет Эль, заставив себя успокоиться. — Можешь быть свободная на сегодня, Тереза. Увидимся завтра.
Черт возьми, она сама не ожидала от себя такой реакции. Ее буквально накрыло от ярости. Похоже, она только что познала все «прелести» ревности и нашла их абсолютно не прелестными.
— День сегодня чудесный. Наконец-то настоящее лето. Я так рада, что мы стали больше времени проводить вместе, — доверительно произносит Тэм, подцепив вилкой кусочек яблока.
— Я тоже. Мне очень не хватает общения. Крис снова увяз в делах, а я постоянно одна, — с тоской делится Лин.
За прошедшие недели это шестой или седьмой визит Тэмзин Саммерс в дом Хантов. В первый раз Лин пригласила ее через три дня после возвращения Кристофера в офис, и спустя пару часов Саммерс уже была у нее. Они душевно поговорили, старясь не касаться краеугольных тем, а после по просьбе Лин Тэм стала приезжать так часто, как позволял ее рабочий график.
— Надеюсь, он не против, что я стала регулярным гостем?
— Нет, ты же друг семьи, спасительница нашего брака, — с улыбкой заверяет Лин, хотя абсолютной уверенности у нее нет. Тэмзин ни разу не задерживалась до возвращения Кристофера, и если он и знал о встречах подруг, то ничего не комментировал по данному поводу.
— Однако мои сеансы вы игнорируете. Я чувствую себя ненужной, — сокрушается Тэм с лучезарной улыбкой и пляшущими чёртиками в голубых глазах. — На самом деле, я счастлива, что вы во мне больше не нуждаетесь, Элли.
— Я бы так не сказала, — задумчиво отзывается Лин, вспомнив о неприятном инциденте в студии. — Я только что застала Терезу перед портретом Кристофера.
— И что такого? — пожимает плечами Тэм.
— Она так прикасалась к нему… — произносит Элинор, снова чувствуя наливающуюся тяжесть в груди.
— Ты приревновала? — подмигивая подруге, понимающе спрашивает Саммерс. — Это нормально. Я бы тоже ревновала такого, как Кристофер, и убрала всех красивых подруг и смазливых домработниц из окружения.
— Врешь ты все, — качает головой Лин. — Ты слишком самоуверенная для ревности.
— Что тебе мешает быть такой? — серьезно интересуется Тэмзин. Лин закусывает губу.
— Мне нужно поговорить с тобой, Тэм, — решительно заявляет Элинор, — но на трезвую голову не решусь.
— Так за чем дело встало? — смеется Саммерс и, потянувшись за откупоренной бутылкой, разливает вино по бокалам. — Давай, Элли, делись своими страшными тайнами, — протягивая один подруге, торопит Тэм.
Элинор колеблется совсем недолго, тщательно подбирая только первую фразу.
— Я изменяла Кристоферу с курьером, — выдыхает она, потом плотину прорывает, и Лин начинает тараторить без умолку, ничего не утаивая и не приукрашивая, не дав Тэм вставить ни одного слова, но ей и не нужно говорить. В глазах подруги нет даже намека на осуждение. Как и в разговоре с Келли, сработала женская солидарность, будь она неладна.
— Мужчина — хищник, Элли. Не каждый, но твой муж — однозначно, и ему необходима конкуренция, чтобы оставаться таковым, — выслушав и получив право голоса, заявляет Тэмзин.
— А как же любовь? Верность, доверие? — размышляет вслух Эль, задумчиво водя пальчиком по краю бокала.
— Они важны, без сомнений, но какой смысл говорить об этом сейчас? — пожав точеными плечами, Саммерс бросает на Лин многозначительный взгляд.
