Снимок был сделан уже здесь, после переезда... Она так четко помнила каждую минуту того дня: ясного, солнечного, тёплого. Вода была просто божественной, и Лин никак не могла заставить себя выйти. Крис дразнил ее русалкой, прячась в тени большого дуба. Его светлой коже солнце было противопоказано, за что Лин в свою очередь дразнила его Белоснежкой, а он угрожал разобраться с ней, как только провокаторша выберется на сушу. Элинор с энтузиазмом приняла вызов.
«Ты не справишься, милый», — смеялась она, выходя из воды.
«Не забывай, что нас двое», — парировал в ответ Крис, держа трехмесячного Джонаса одной рукой, а во второй — камеру.
Двое. Две пары одинаковых голубых глаз смотрели на нее — самую счастливую женщину на планете, но не осознающую, как и многие, в полной мере того, как много она имеет.
— Красивый снимок, — сквозь шепот бьющегося в окна дождя, Элинор слышит рокочущий голос мужа. Он совсем другой, не похожий на тот, что только что звучал в собственной голове. Этому Кристоферу никогда не будут грозить солнечные ожоги, а тёмные, как ночь, волосы и ресницы не выгорят до пшеничного оттенка.
Элинор вскидывает голову, нечаянно уронив фотографию лицевой стороной на столешницу. Сердце уже привычно ускоряется, разгоняя кровь по венам. В ее новой реальности есть место только озерам расплавленной ртути и дурману ядовитого пара.
— Я не слышала, как ты подъехал, — чуть севшим голосом произносит Лин.
— Ты просто меня не ждала, — сухо отзывается Крис, бросая в ближайшее кресло пиджак, с которого ручьями течет вода.
— Ты попал под ливень? — изумлено спрашивает она у промокшего насквозь мужа. В грязно-серых сумерках чудесный солнечный день кажется ей еще одним вымышленным воспоминанием. Муж небрежно стряхивает дождевые капли с волос, расслабляет петлю галстука и, дернув его с шеи, отправляет тем же путем, что и пиджак.
— Так спешил домой, что крышу забыл опустить, — равнодушно отзывается Крис, и она непроизвольно вспоминает его Ягуар с откидным верхом на подземной парковке. Лин вовремя прикусывает язык, хотя соблазн спросить: «Как можно не заметить, что на тебя пролилось небо?», был очень велик. Он неторопливо подходит к столу и, протянув руку, поднимает упавшую рамку с фотографией.
— Помнишь этот день? — Крис задерживает нечитаемый взгляд на снимке, прежде чем поставить на место.
— Боюсь совсем не так, как помнишь его ты, — глухо отвечает Элинор.
— Расскажешь мне? — обогнув стол, Кристофер встает у неё за спиной и кладет ладони на хрупкие плечи.
Лин глубоко втягивает воздух, сразу ощутив всю тяжесть этого бренного мира. От мужа пахнет дождём и ветром. Его пальцы холодные и жесткие, но ее охватывает жар, разливается по телу, концентрируясь в самых чувствительных местах, вынуждая низ живота сжиматься от спазмов, вызванных отнюдь не особыми женскими днями.
— Расскажешь? — хрипло повторяет Крис, и его колючая холодная щека соприкасается с ее. Холод и жар действуют просто убийственно. Она плывет и плавится от низкого тембра мужского голоса. Боже, у нее пальчики ног поджимаются, а соски становятся настолько чувствительными, что она сама готова распахнуть блузку и предложить мужу заняться ее грудью. Но он делает это сам, мучительно медленно расстёгивая пуговки на ее блузе. Лин издает слабый стон, когда большие пальцы мужских рук добираются до тугих камушков, надавливают на них, растирают, посылая горячие стрелы в женские трусики. Это же форменное издевательство. Секса все равно не будет. Ей нельзя, но так чертовски хочется. Элинор до боли стискивает колени и, запрокинув голову назад, подставляет Кристоферу свои губы, стонет и всхлипывает, встречая властные удары языка мужа. Его рот горячий и настойчивый, голодный и алчный, а глаза полны пляшущих теней. Элинор теряется в них, превращаясь в один трепещущий оголённый нерв.
— Расскажи мне, Эль, — дождевые капли стекают с его волос, падая на ее лицо и губы. Соленые и горькие, как дым. Она облизывается, как голодная кошка, мурлыча от удовольствия. Крис нависает над ней, словно огромный коршун над жалкой добычей, окружает энергией несокрушимой уверенности, подавляя, доминируя, заставляя дрожать от горько-пряного коктейля эмоций.
— Не думаю, что тебе будет интересно, — выдыхает Элинор, скользнув кончиком языка по его нижней губе. Он уклоняется от приглашения к поцелую и, отстранившись, резко разворачивает кресло на сто восемьдесят градусов.
— Тогда я расскажу, каким был тот день, — решительно произносит Крис, глядя сверху-вниз на раскрасневшуюся жену, занятую изучением его натянувшей брюки эрекции.
— И что это даст? — обескураженно спрашивает Лин, поднимая взгляд к серьезному лицу.
— Иногда ответ находится на поверхности, Эль, и чтобы его получить, совершенно не нужно нырять в глубину, — отзывается обволакивающим полушепотом, уверенно освобождая Элинор от блузки и бюстгальтера, оставляя абсолютно обнаженной по пояс. Ее налившаяся грудь тонет в мужских больших ладонях, дыхание срывается, в голове — пыльный туман и танцующие мотыльки.
— Этот день был очень теплым, Эль. — шепчет Крис, оттягивая и поглаживая твердые вершинки. — Я бы даже сказал жарким. Ты захотела освежиться. — продолжает он, безжалостно выкручивая ее соски. Адски больно и убийственно возбуждающе. — Мы спустились к озеру. Ты сняла свое платье, оставшись в одном купальнике. Что было дальше помнишь?
Лин отрицательно мотает головой, извиваясь на стуле как уж на сковородке. Ей хочется скулить и плакать от пульсирующей потребности между ног. Становится плевать, что он скажет дальше. Она не вспомнит ни этот день, ни остальные. Ни сейчас, ни завтра, а может быть никогда. Ее воспоминания неприкосновенны и непорочны, полны света и любви, а не того, что Крис предлагает ей сейчас:
— А дальше ты опустилась коленями на песок, расстегнула ремень и ширинку на моих джинсах, — озвучивает он грязные предположения своей жены. Посмотрев в мужское красивое, охваченное похотью лицо, она делает то же самое, что Элинор из его рассказа, начало которого частично совпадает с тем, что сохранилось в ее памяти.
— Ты и правда был в джинсах, — кивает Лин, стягивая брюки и боксеры с бедер мужа. Наклонившись, она обхватывает пальцами основание возбужденного члена, губы мягко берут налившуюся кровью головку. Он глухо матерится, запуская руку в ее волосы.
— Ты дико возбудилась, пока я трахал твое горло, Эль, — хрипит он, жестко толкаясь в ее рот. Она давится от неожиданности, из глаз брызжут слезы. Несмотря на внезапную грубость, ее тело прошибает горячими спазмами. Расслабив губы, следующий удар Лин принимает полностью, и ее накрывает волной эйфории. Кажется, этот процесс может быть приятным для обоих. И был… Был. Пока сюжет полностью достоверен, за исключением спящего в люльке под деревом Джонаса.
— Да, вот так ты и сосала, — шипя сквозь стиснутые зубы, бормочет Крис. — Помнишь, Эль? — она кивает, сжимая в ладони его яйца и позволяя жестко долбиться в ее гортань. — Сказать, что было дальше?
