Их связала не исцеляющая дружба потерявшихся душ, не безумная страсть двух одиночеств, хотя, признаться, она не раз фантазировала на эту тему. Элинор и загадочного пациента F602299 объединила тайна. Секрет, способный связать двоих самыми крепкими, неразрывными узами лишь в одном случае — цена тайны должна включать в себя то, без чего оба не смогут жить. Самые нерушимые союзы создают не любовь и страсть, а нечто совершенно другое — единая цель, как единственный вариант выхода или способ выживания. Вот только нет никакой гарантии, что на этой бесплодной почве не взрастут тайком посаженные семена. Кто-то из двоих всегда более склонен к иллюзиям… И этот кто-то не он. Всегда не он.
Элинор чувствовала, как что-то внутри нее необратимо меняется, и как бы она не пыталась уберечь свое сердце от неминуемой боли, каждый раз переступая порог палаты пациента F602299, в душе зарождалась наивная надежда и отчаянно порхали пыльные мотыльки, точно зная, что в конце их тонкие крылышки обречены сгореть.
Но пока его двери остаются открытыми для нее, она не перестанет надеться на то, что однажды он захочет принять все, что она готова отдать.
— Кто приносит тебе цветы? — покосившись на букет пепельно-белых роз, Элинор задерживается возле стола.
В вечернем полумраке бутоны излучают завораживающее свечение, задевающее что-то пугающее, потаенное и глубоко забытое в подсознании Лин.
— Тебе это правда интересно? — глубокий мужской голос наполняет ее тело вибрирующей энергией, той самой, от которой танец мотыльков превращается в мучительную агонию.
— Стала бы я спрашивать? — иронизирует Лин, вставая за большим кожаным креслом, в котором расслабленно восседает особенный пациент.
Кисти его рук с длинными сильными пальцами быстро двигаются по тачпаду открытого ноутбука. Если бы он позволил, гостья вечность могла бы наблюдать за тем, как они порхают над клавиатурой, наверняка создавая нечто особенное, и часами грезя о том, как бы ощущались прикосновения его пальцев на ее теле. Она никогда не говорила ничего подобного вслух, не давала даже намека, но он знал. Конечно, знал.
— Ты создаешь какую-то программу? — забыв о вопросе про розы, любопытствует Лин. Наверное, Дик прав, и ей действительно не так уж интересен ответ. Элинор не единожды пыталась подсмотреть над чем ее загадочный союзник так усиленно работает, но не могла разобрать ничего, кроме бессмысленных символов и шифров.
— Нет, — коротко звучит в ответ.
Положив ладони на широкие мужские плечи, Лин инстинктивно наклоняется вперед, всматриваясь в мелькающие на экране множественные окна и непонятные формулы.
— А что ты делаешь? — не сдается она, взволнованно ощущая, как напрягаются его мышцы под черной футболкой.
— Зарабатываю, — следует еще один односложный ответ.
— Как? Точнее хотела спросить, почему разрешено пользоваться интернетом?
— Мне не разрешено, Элли. Я использую кодированный канал.
— Ты хакер?
— Нет, — мужчина качает головой и ведет плечами, давая понять, что навязанные женские прикосновения ему доставляют дискомфорт.
— Ты женат?
— Элинор! — недовольно отзывается Дик.
— Это простой вопрос, — настаивает она.
— Нет.
— И детей нет? — затяжное молчание говорит красноречивее слов. — А ты бы хотел?
— Люди много чего хотят, Эль. А получив желаемое, начинают хотеть совсем другого, — философски говорит Дик, но ей озвученная позиция не близка, а скорее, отвратительна.
— Мы говорим не о новой машине или брендовых часах, а о детях, — запальчиво произносит Элинор.
— И в чем разница, Эль?
— А ты не понимаешь? — пораженно спрашивает Лин.
— Это ты не понимаешь, — равнодушно парирует он. — Я знал людей, готовых броситься под колёса автомобиля, потому что не были способны накормить своих детей. По мне так лучше бы они хотели машину и часы, прежде чем захотеть детей. А ещё я знал людей, считающих своих детей препятствием для воплощения новых желаний.
— Ты живешь в ужасном мире, — приходит к горькому выводу Элинор.
— Ты даже не представляешь, насколько, — соглашается Дик, и теперь замолкает Лин.
— Ты кого-то потерял?
— Мы все кого-то потеряли, Эль, — снова закрывшись в своем непробиваемом коконе, стальным тоном отрезает собеседник. — Тебе еще есть, что терять, — смягчившись, добавляет он и, поймав ее ладонь, крепко сжимает, прежде чем вложить в трепещущие пальцы Элинор заточенный карандаш. — Одиннадцатый портрет. Приступай.
— У меня не выходит! Не получается!
— Ты слишком спешишь.
— Я боюсь не успеть.
— Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и поверь, тогда все получится.
— Нет. Сегодня я не хочу работать, — тряхнув длинными волосами, признается Эль, обвивая его плечи обеими руками и замечая, как в отражении дисплея каменеет линия его челюсти и заостряются скулы.
— Эль, — он уверенно расцепляет женские руки. — Это только усложнит нашу задачу.
— А какая у нас задача?
— Ты должна вернуться домой.
— Меня там никто не ждет, — качает головой Элинор, чувствуя, как на плечи внезапно начинает давить вся тяжесть этого бренного мира.
— Тебя ждет твой муж.
— У меня нет мужа, — произносит она, внутренности обжигает острая боль.
— Есть, Эль.
Дик медленно поднимается из кресла и, развернувшись, обхватывает ее скулы, заставляя смотреть в глаза. Он делает это крайне редко, но каждый раз упав в черноту бездонных зрачков, она лишается возможности дышать.
— У тебя есть муж, и ты не дашь ему довести начатое до конца. Ты вернешься и заставишь его пожалеть.
— Зачем ты мне это говоришь? — беспомощно всхлипывает Лин.
— Потому что это правда, — он резко отпускает ее, отступая в сторону. — Протяни ладонь, Эль.
— Зачем? — отрешенно спрашивает она.
— Дай мне свою руку, — непреклонным тоном повторяет Дик.
Лин пытается вырваться из-под влияния подавляющего ее сознание взгляда. Хотя бы моргнуть и вдохнуть… Перед глазами мельтешат белые пятна, постепенно превращаясь в танцующих мотыльков, свет в палате мерцает, или ей только кажется… Дрожащие пальцы свободной руки ложатся в его протянутую руку.
— Не смей сдаваться, Эль, — обволакивающий голос проникает в ее разум, заполняя все потаенные уголки. Сквозь стелящийся серый туман она безвольно наблюдает, как он разворачивает ее ладонь и вкладывает в нее меленькую идеально-круглую бусину.
— Я еще не закончила, — беззвучно шелестит ее голос. Она инстинктивно сжимает пальцы, а подёрнутый навалившейся сонливостью взгляд медленно ползет по десяти незаконченным портретам.
