— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь…, — беспомощно отзываюсь я.
— Ты спросила, зачем я посадил твои любимые цветы в центре своего сада, но упустила главное.
— Зачем ТЫ здесь? — вырывается, прежде чем я успеваю подумать. И я уверена, что никогда бы не задала его сама. Чертов манипулятор контролирует даже ход моих мыслей. — Но знаешь, мне неинтересно, что за гениальный ответ ты мне дашь. Ты обещал, что мы уйдём вместе.
— Так и должно было быть, но Хант передумал.
— Он хотел убить меня, а ты позволил мне вернуться к нему, качественно промыв мозг, — вспыхиваю я, снова напитываясь черной яростью, которую испытала, когда фрагменты случившегося восстановились в памяти. — Ты отправил меня в руки убийце, лишив какой-либо защиты.
— Твое полное неведение и было твоей защитой, Эль, но ты начала вспоминать.
— Вспоминать?
— Твои кратковременные срывы — они действительно происходили. Но ты не забывала лицо Ханта в эти моменты, а, напротив, вспоминала, кто он и что с тобой сделал. Кристофер опасался, что однажды твоя память вернется полностью, и тогда его обеспеченная сытая жизнь быстро закончится.
— Он повторил заказ? Нанял тебя, чтобы устроить несчастный случай во время бытовой ссоры? Черт, так это меня должны были подстрелить месяц назад? — осеняет внезапно, и от этой дикой мысли мне становится дурно.
— Нет, он хотел вернуть тебя в Святую Агату, о физической ликвидации речи не было, на большее у него не хватило смелости, — с презрением бросает Перриш. — Твое обострившееся психическое расстройство и полная недееспособность ни у кого не должны были вызывать сомнений и самое главное — подозрений, что они спровоцированыискусственно. Тэм подсказала Кристоферу, кто может решить его проблему максимально достоверно.
— Так что тебя остановило? — совершенно потерявшись, требую ответа. — Или не остановило? Я все еще в игре? И отсюда прямиком отправляюсь в Святую Агату? Я же больше не нужна, так? А мои дети? — кричу, чувствуя приближение истерики. — Что будет с ними? Или тебе на все плевать, кроме собственных интересов?
— Хватит нести чушь, Элинор, — по слогам чеканит Перриш, разворачиваясь и пронзая меня почерневшим взглядом.
Я делаю шаг назад, узнав зловещий предупреждающий блеск расплавившихся глаз.
— Не беги, стой, — рявкает он, когда я начинаю быстро пятиться назад. Перриш неумолимо догоняет меня. — Стой, Эль!
Я испуганно вскрикиваю, врезавшись спиной в широкий ствол какого-то дерева. Хочу зажмуриться, но словно под гипнозом продолжаю смотреть на его оказавшееся в опасной близости лицо. Тяжелая мужская ладонь ложится на мое горло, властно обхватывая.
— Я здесь, чтобы освободить тебя, — его слова противоречат действиям, но он даже не осознает этого.
— Ну конечно, а секс, новое имя и деньги — приятный бонус.
— Секс — да. Имя — да, а деньги ты получишь обратно, — я недоверчиво ухмыляюсь, хотя интуиция подсказывает, что сейчас он говорит правду. — С хорошими процентами, — добавляет Перриш. — Они покроют суммы, что Кристофер успел украсть у тебя.
— А кто вернет мне три года жизни, Дек? Я жила с ним, я трахалась с ним, я родила ему дочь, — кричу я в его окаменевшее лицо. Ни одной долбаной эмоции. Бессердечная скотина. — Я тебя ненавижу.
— Это неправда, Эль, — едва заметно качает он головой, опаляя горячим дыханием мои губы. И я запоздало замечаю, как дергаются желваки на напряженных скулах.
— Какого черта ты вернулся? — обессиленно шепчу я, испытывая головокружительную слабость.
— Закончить партию, — его щека касается моей, и я инстинктивно задерживаю дыхание. — Освободить нас обоих, — я опускаю ресницы, вырываясь от влияния пронизывающего взгляда, но легче не становится. Этот мужчина повсюду — внутри и снаружи. Я не избавлюсь от него, пока он не захочет этого сам. — Поверь — он пожалел, Эль, — низким голосом добавляет он, и я с ног до головы покрываюсь мурашками.
— Мне все равно. Я же сказала — не хочу ничего знать, — устало трясу головой, плотнее сжимая веки.
Жар мужского тела будоражит до дрожи, хотя Перриш не прижимается ко мне, только его ладонь по-прежнему фиксирует мою шею, не давая пошевелиться. Его волнующий запах, давно вытеснивший другой, ставший ненавистным, проникает в мои обонятельные рецепторы, пробуждая подавляемое разумом влечение.
— Совсем ничего? — горячие губы дьявола-искусителя шевелятся напротив моих. — Любой вопрос, Эль. Другой возможности может не предоставиться. Может, тебе интересно, что стало с Келли? Помнишь добрую тетушку Келли?
— Мне плевать на нее. Они оба умерли для меня, — с долей приглушенной ярости выдаю я, и на какое-то мгновение между нами воцаряется молчание. И ни звуки сада, ни шёпот листвы, ни пение птиц и стрекот насекомых не могут отвлечь хаотично скачущие мысли от мужчины, в руках которого находится мое дыхание.
— Мне знакомо это чувство. Очень хорошо знакомо, Эль, — наконец произносит Перриш, проводя носом по моему виску. — Но я должен тебя разочаровать — Келли Хант очень даже жива и вполне довольна жизнью.
— Я тебе не верю… — слабо бормочу я, не чувствуя собственных коленей. Сомкнутые веки жжет, мне снова трудно дышать, жар разрастается в груди, стремительно распространяясь по всему телу.
— Некоторым людям для полного счастья не хватает только миллиона долларов на счете, а на все остальное, включая собственную совесть и родственные привязанности, они готовы закрыть глаза. Лги, притворись, забудь, Эль. Многие, очень многие используют эту триаду, как способ бороться с личными демонами, — нашептывает Перриш, погружая меня в легкий транс.
Все кажется нереальным, придуманным, иллюзорным. Даже с закрытыми глазами я вижу нас со стороны. Дек похож на голодного коршуна, склонившегося над пойманной добычей, но вместо того, чтобы наброситься на меня — он играет…
— Как ты это сделал… Со мной? — вырываясь из гипнотического плена, шепчу я и слышу глубокий вдох, чувствую на своих губах, в своих волосах и внутри, в собственных легких.
— Мы все прошли через ад, — звучит его ровный умиротворяющий голос. — Он разный для каждого, но шрамы — они видны невооружённым взглядом. Я вижу то, что многие пытаются скрыть.
— Ты экстрасенс или гипнотизёр? Может быть, маг? — скептически ухмыляюсь я.
— Моя мать не верила в магию, я не верил в магию, и даже магия не верила в нас, — с абсолютно серьезным видом вещает он полную дичь. — Ты можешь называть меня кем угодно и все равно не попадешь в правильное определение. Не всему есть научное объяснение, Эль, хотя моя мать искала, очень долго искала объяснения своим необычным способностям, хотела разобраться в том, почему видит то, что для других остается закрытым.
— Безумие у тебя в роду. Неудивительно, что ты загремел в психушку.
— Корнелия Перриш была ученым, Эль.
