Первую порцию я умяла быстро, параллельно лазая по социальным сетям. Успела перебросится парой слов с Виткой, однокурсницей и близкой подругой, повздыхала над новой фотографией Степана Красноязова, набралась смелости, чтобы оставить под ней комментарий со смайликом, окруженным сердечками, чуть не схлопотала сердечный приступ от ответа с точно таким же и поняла, что не наелась. Еда за это время уже успела остыть, и добавку пришлось разогревать в микроволновке.
Пока с тоской ждала необходимую минуту, на телефон снова пришло уведомление. Я встрепенулась, ожидая, что Степан решил проявить инициативу и наконец завязать диалог первым, но разочарованно вздохнула. В друзья стучался кто-то незнакомец с дурацким прозвищем Аластор вместо имени. Я даже зашла в интернет ради интереса, узнать, что оно означает, и вычитала, что так в какой-то из мифологий звали духа мести.
– Детский сад, – закатила глаза, заходя на профиль.
Настоящей фотографии у него, конечно же, не было, зато было изображение огромного демона, полыхающего в огне. Я только головой покачала и смело отклонила заявку. Только нажала на кнопку, как в ту же секунду от него пришло личное сообщение. Я удивленно цыкнула и из любопытства открыла диалог. Микроволновка пикнула, сообщая о согревшемся ужине, но я не обратила на нее внимания. Читала текст и чувствовала, как по позвоночнику растекается тонкая струйка неприятного холодка.
"Раз, два, три, четыре, пять,
Я пришел тебя забрать.
Шесть, семь, восемь, девять, десять,
Время за грехи ответить.
Долго ждал во мрачной тени,
А теперь стою за дверью.
Досчитай до десяти,
И скорей меня впусти…»
Жуткое наваждение спало, стоило тряхнуть головой. Я еще раз перечитала глупую считалку-страшилку, дернула плечами и удалила сообщение.
– Придурки, – пробормотала, отправляя спамера в чёрный список.
Отложила телефон в сторону, достала тарелку из микроволновки и начала есть. Не заметила, как дожевала ужин, потому что странная считалочка никак не уходила из головы. Удивительно, я прочитала её всего два раза, но уже выучила наизусть, и она, будто заведенная, играла на повторе у меня в ушах.
– Черт, – закатила глаза.
Это все природная впечатлительность виновата. Никогда не любила подобные «жуткие» штуки, страшные истории в детских лагерях и фильмы ужасов, сцены из которых потом еще долго не стирались из памяти. Мне и без того кошмаров хватает, будь здоров.
Вышедший из комнаты сонный Марк заставил меня облегченно выдохнуть. Близнец широко зевнул, направился к туалету и заметил меня.
– Полуночничаешь? – поинтересовался он, облокачиваясь о косяк и складывая на груди руки.
Марк был в одних пижамных штанах, и я с удивлением отметила, что его татуировка выросла еще больше Раньше она занимала только правое плечо и совсем немного ключицы, а теперь опускалась почти до локтя. Такими темпами от бабушки ее скрыть точно не получится. Неужели и правда набрал смелости признаться? Самоубийца.
– Не боишься, что потолстеешь и не выйдешь замуж? – ехидно поинтересовался он.
– Если гипотетические женихи откажутся от меня из-за того, что я потолстею, то лучше всю жизнь буду одна, – парировала я.
– Это правильно, – Марк снова зевнул и потеребил черную сережку-гвоздик в ухе. – Чего спать не идешь?
– Сейчас пойду, – пожала плечами я.
Брат дернул проколотой бровью, а потом подошел к кухонному шкафчику, порылся там и перебросил мне пластиковую баночку. Я чудом умудрилась перехватить её на лету до того, как она шмякнулась в пустую тарелку, перевернула и прочитала название. Это было снотворное, которое мне прописывал невролог.
– Видел, что твое кончилось. – пожал плечами брат на мой недоумевающий взгляд. – Так и знал, что сама забудешь купить.
– Спасибо, – растроганно поблагодарила я.
– С тебя завтрак, – хмыкнул Марк, поцеловал меня в макушку и направился по своим делам, а я улыбнулась и громко пожелала ему вдогонку спокойной ночи.
5
Я бывала здесь ещё ребенком, но до сих пор знаю это место лучше, чем любое другое на планете.
Тихий шелест листвы, запах прелых водорослей, влажный ветер и высокие ели на той стороне озера. Всё так знакомо. Я хочу поднять руку, чтобы убедиться, что могу шевелиться по собственной воле, но ничего не получается. Я могу только двигать глазами, а ноги начинают идти сами. Они не слушаются меня, хотя я хотела бы замереть на месте. Босые ступни чувствуют мелкие веточки и сухую глину, ранятся о пожелтевшие иголки и мелкие камушки. Всё точно так же, как и тогда. Солнечные лучи теряются в зеленой листве, сарафан от пота прилип к телу, а в руках красные сандалии, недавно подаренные бабушкой. Я боюсь, что могу испортить их, потому и иду босиком. Я оглядываюсь и замечаю знакомую серую ящерку. Она каждый раз сидит на том голом валуне и греется. Я хочу поймать её, но меня хватают за запястье и тянут в сторону озера.
Смех разливается вокруг колокольчиками, и я тоже начинаю смеяться. Кудрявые волосы мешаются, пока я бегу. Цепляются за широкие ветки, которые безжалостно дергают пряди и заставляют жмурится. Я опять растеряла все резинки. Брат только-только привез из города новый набор, а я уже потеряла все. Бабушка будет ругаться, назовет растрепой, но мне сейчас все равно, мне весело. Теплая рука держит мою, и мы вместе бежим к берегу. Нам не страшно, хоть мы и одни в лесу.
Запах водорослей усиливается. Влажный раскаленный воздух забивается в нос, а я, наконец, вижу кромку воды. У берега совсем мелко, и под прозрачной водой отчетливо виднеется илистое дно. Сюда редко ходят люди. В деревне говорят, что здесь опасно. Какие глупости.
Мы отбрасываем прочь обувь и с брызгами влетаем на мелководье. Вода теплая-теплая, ласковая, а ил вязкий и тягучий. Из-за него ноги скользят на крупных камнях. Приходится отпустить чужую руку и пытаться поймать равновесие. Но я все же поскальзываюсь и с громким хохотом падаю в воду. Сарафан безнадежно промочен, кончики волос тяжелеют от влаги, а вязкий ил забивается между пальцев ног и пачкает светлую ткань. Я хохочу, хоть и понимаю, что от бабушки теперь точно достанется.
Встать удается не сразу, но я все же ловлю равновесие. Все еще хохочу. Хочу поделиться своей радостью, оглядываюсь и перестаю смеяться. Почему я вдруг осталась одна?
– Эй! – зову осторожно: – Ты где?
Тишина. Тишина такая звонкая, что давит на уши, причиняя боль. Вода неожиданно перестает быть теплой, камни на дне колют ступни, а ил вдруг становится еще более тягучим и засасывает.
Я переступаю с ноги на ногу, чтобы он не поглотил меня, и медленно поворачиваюсь. Смотрю в сторону середины водной глади, до которой можно дойти пешком по мелководью. Вернее, можно было. Раньше. Теперь мелководья больше нет. Я стою на самой грани глубокого черного обрыва, а мои пальцы смотрят прямо в бездну. Вокруг поднимается ветер. Холодный, колючий, безжалостный. Он теребит влажные кудри, а они хлещут меня по щекам и шее.
